По поводу самопризнаний двух петербуржцев

По его мнѣнiю Москва, вслѣдствiе несовершенства своего военнаго дѣла, сдѣлалась-бы добычею иностранцовъ и Петръ понялъ необходимость «немедленнаго образованiя регулярной армiи, флота, а вмѣстѣ съ тѣмъ немедленнаго тѣснѣйшаго сближенiя съ иностранцами. Москва съ ужасомъ взглянула на эти замыслы Петра, и онъ долженъ былъ выбрать другое мѣсто для осуществленiя своихъ плановъ».

Экая дикая эта Москва была! Отчего жъ она не испугалась при введенiи огнестрѣльнаго оружiя въ послѣднiй годъ княженiя Дмитрiя Донского? Отчего она не испугалась вызова разныхъ мастеровъ? Отчего въ смутное время ее съумѣла отстоять земля? И много можно-бы поставить такихъ отчего.

Въ томъ-то и дѣло, что, кромѣ всѣхъ вышеозначенныхъ сближенiй, въ Петровское время требовалось важнѣйшее изъ всѣхъ сближенiй, насущное и вѣчно необходимое: сближенiе государства съ земствомъ, прочное начало которому положено только въ нынѣшнее царствованiе.

И тѣмъ болѣе это тогда требовалось, что оно было уже нарушено, и сильно даже.

И выходитъ, что Москва испугалась не сближенiй, а разъединенiя. Разложенiя внутренняго она испугалась. Испугалась насмѣшекъ надъ ея святыней; испугалась требованiй мыслить такъ, а не иначе; испугалась того, что отнынѣ Россiя должна управляться по шведскому манеру, на томъ единственно основанiи, что до тѣхъ поръ по этому «манеру мы еще не управлялись».

А на сколько внѣшнее даже состоянiе при Петрѣ улучшилось можно узнать изъ нѣкотораго застольнаго разговора князя Якова Долгорукова съ Преобразователемъ – разговора, записаннаго у Татищева.

И вотъ съ такими-то теорiями, съ такими знанiями и высокомѣрiемъ хочетъ иностранно-теоретическiй мудрецъ Петербурга приступить къ сочиненiю годныхъ и негодныхъ теорiй для Россiи.

И какихъ теорiй онъ ни сочиняетъ! Всѣ-то хотятъ образовать и наставить на путь истинный Россiю. На что щедушная газета «Вѣсть», и она изобрѣла свою теорiю, и она съ грубостью, превосходящею всякое описанiе, относится къ русскому народу. Называя себя «органомъ землевладѣльцевъ», она исключаетъ изъ числа землевладѣльцевъ крестьянъ, и вдобавокъ стращаетъ своихъ новыхъ подписчиковъ, въ объявленiи о подпискѣ на 1865 г., что ея идеи (ровно ихъ идеями назвать можно) скоро восторжествуютъ въ нѣкоторыхъ высшихъ слояхъ петербуржскаго общества.

Просто страхъ беретъ за Русскую землю. Но страшенъ сонъ, да милостивъ Богъ.

III

Теперь мы могли-бы перейти къ вопросу: нѣтъ-ли однако признаковъ, что петербуржскiй журнализмъ начинаетъ сомнѣваться въ своемъ цивилизаторскомъ значенiи? Но прежде чѣмъ займемся имъ, прослѣдимъ самымъ бѣглымъ образомъ (ибо полное изложенiе этого потребовало-бы отдѣльной большой статьи): не предъявляла-ли Россiя правъ на свое самостоятельное развитiе послѣ преобразованiя?

Смѣло отвѣчаемъ: да, и во всѣхъ сферахъ гдѣ только можно было.

Не останавливаясь на самостоятельныхъ отвѣтахъ русскихъ людей по случаю созванной Екатериной II коммиссiи для составленiя новаго уложенiя, мы скажемъ нѣсколько подробнѣе о другихъ сферахъ, гдѣ это заявленiе было удобнѣе и результаты были обширнѣе и плодоноснѣе: такова сфера науки и искусства.

Какъ скоро обученiе перестало быть болѣе или менѣе принудительнымъ; какъ скоро кто самъ науку произойти захотѣлъ, – такъ и вышло дѣло заправское. Первый и величайшiй русскiй учоный былъ Ломоносовъ. И посмотрите, какъ онъ упорно самостоятеленъ: и въ жизненныхъ отношенiяхъ, и въ своихъ научныхъ изслѣдованiяхъ. Этой рабской стойки надъ послѣдней вышедшей книжкой у него не было. Онъ стремился къ самостоятельной дѣятельности; его отъ академiи отставить было нельзя, скорѣй академiю отъ него. И дѣйствительно, отъ него могла пойти самостоятельная русская наука, если-бы школьное образованiе не находилось тогда въ рабствѣ у нѣмецкихъ мастеровъ; если-бъ ему была дѣятельная поддержка со стороны образованнаго общества.

Какъ-бы жестоко ни смѣялись надъ нашими учоными, но безъ сомнѣнiя у насъ есть настоящiе учоные, которые ни въ чемъ не уступятъ иностраннымъ. У насъ принято смѣшивать оффицiально-признанныхъ жрецовъ науки съ настоящими учоными. У насъ есть и самостоятельно-работающiе математики, и натуралисты, и медики. Нельзя при этомъ не вспомнить о цѣломъ рядѣ талантливыхъ русскихъ химиковъ, способствовавшихъ развитiю этой науки.

Само собою разумѣется, что самые самостоятельные труды должны были появиться по изученiю русской исторiи и русскаго языка. И здѣсь оказаны нашими учоными незабвенныя заслуги. Они разъсѣяли тотъ туманъ, сквозь который мы смотрѣли на свою прошлую жизнь; бдагодаря ихъ усилiямъ, мы перестали отвергать допетровскiй перiодъ, который носилъ не совсѣмъ лестное названiе перiода квiетизма. Не забудемъ также объ оригинальныхъ трудахъ Хомякова и Кирѣевскаго по философiи; о многихъ статьяхъ славянофиловъ по финансамъ и политической экономiи, гдѣ вопросы разобраны съ совершенно оригинальной точки зрѣнiя.