Сасаки скомандовал оставшимся:
- Шагом - марш! - и пошел впереди, четко отбивая шаг.
Перед нами открылась дворцовая площадь. Здесь всегда царила торжественная тишина, но в то утро она была особенно торжественной. В разных местах площади лежали, люди, группами и в одиночку. Все - в одной и той же позе: ничком, подобрав под себя ноги, как будто совершали земной поклон в сторону высочайшей резиденции. Возле каждого виднелись конверты и свертки.
За деревянной оградой перед мостом, ведущим к главным воротам, стояли полицейские. В нескольких шагах от них сели на землю двое штатских в костюмах защитного цвета, положили свертки около себя, поклонились в сторону дворца и выстрелили друг в друга. Спустя некоторое время двое полицейских подошли к ним, уложили в подобающей позе, отодвинули свертки в сторону, чтобы они не промокли в крови, и пошли за ограду. Полиция не мешала верноподданным уходить из жизни, а только следила за порядком.
На краю площади у самой балюстрады трупы лежали в несколько рядов. Все они были в военном. Я кивнул головой Сасаки и, показав пальцем в сторону балюстрады, быстро пошел туда. Здесь в три ряда ничком лежало около двадцати трупов. В последнем ряду около трупов не было ни конвертов, ни свертков. Во втором ряду - конверты с именами Дзинтана, Муссолини, Хатанака, Кацумата и Минэ.
Может быть, это объяснялось необычной позой моих друзей и тем, что смерть вообще преображает людей, но все они показались мне не похожими на себя. Дзинтан казался выше ростом, а Муссолини более толстым. Но сомневаться не приходилось - на конвертах значились их имена, и к тому же из-под Дзинтана торчал эфес его сабли из слоновой кости с серебряной отделкой. Я снял фуражку и поклонился. Затем выбрал место для себя. Позади Кацумата лежал труп, возле которого не было ни сабли, ни конверта. Я положил около него свою саблю, револьвер и конверт с предсмертным стишком и деньгами, решив умереть как раз между Дзинтаном и Кацумата.
Сзади послышалось шуршание гравия. Подошли три юнкера, откозыряли мне и, поклонившись в сторону ворот, сели на землю. Один из них отвинтил крышку фляжки, отпил глоток и передал другому.
Я взглянул в сторону Сасаки. Он отвел остатки своего отряда на другую сторону площади. Некоторые уже сидели на земле, другие стояли. Сасаки сидел впереди всех, низко наклонившись вперед, - он, по-видимому, уже кончился. Ему надо было зарезаться последним, а он поторопился, решил подать пример. Один из сидевших упал на бок с торчавшим в животе тесаком и громко закричал, затем стал корчиться. Раздались подряд два приглушенных выстрела, и двое впереди упали. Но стоявшие сзади медлили, очевидно заколебались. Я сделал им рукой знак - скорей! - но они не заметили моего жеста. Тогда я подбежал к ним и крикнул:
- А вы что стоите? Чего ждете?
Никто мне не ответил. Я повторил вопрос:
- Чего ждете? А где солдаты?
- Ушли, - сказал кто-то из мальчиков.
Они стояли, сбившись в кучу. Когда мы ехали по улицам и время от времени стреляли в воздух, эти юнцы держались молодцами, но здесь, на площади, их мужество быстро растаяло. Самому старшему из них было не больше шестнадцати лет.
- Садитесь и выполняйте ваш долг, - приказал я спокойным голосом. - Не позорьте звание смертника.
Сзади появились несколько человек. Судя по их виду, они попали сюда случайно и остановились поглазеть. Одни из них были в грязных фуфайках и коротких штанах, другие в рабочих халатиках. На отворотах их халатиков белели иероглифы: Сибаурский завод.
- Скорей! - Я кивнул головой мальчугану в очках и с белой повязкой на лбу. - Покажи своим друзьям, что ты японец. Подай пример. Письма и деньги приготовили?
- Нет… а винтовки мы оставили в машине, - ответил он, смотря в сторону, - и тесаки оставили…
- Нож есть у кого-нибудь?
После недолгого молчания кто-то ответил:
- Есть, но не годится. Перочинный.
Я полез в задний карман, но запасного револьвера там не было. Когда я вытаскивал руку, что-то выпало на землю - мешочек с амулетом. Я подобрал его и засунул обратно в карман.
- Господа учащиеся не хотят умирать, - прошепелявил кто-то сзади, - а вы заставляете насильно…
Я обернулся. Передо мной стоял пожилой субъект в измятой каскетке и в промасленном саржевом костюме.
- Не твое дело! - крякнул я. - Проходи. Нечего смотреть.
- Они совсем сопляки, им незачем умирать, - сказал другой, загорелый, в фуфайке с короткими рукавами. - Отпустите их.
- Иди, не мешай! Застрелю! - пригрозил им я, хлопнув себя по карману.
Круглолицая женщина в шароварах поддержала рабочего:
- Война кончилась… скоро по радио объявят…
- Если пузо чешется, валяйте сами, а других не тащите, - продолжал загорелый.
Я оглянулся. Учащиеся быстро, почти бегом шли в сторону театра «Империал». У меня не было никакого оружия. А этих было пятеро и одна женщина. Один из них на всякий случай снял деревянную сандалию с ноги и держал наготове.
- Бандиты! - сказал я сквозь зубы и плюнул. - Скоты.
Пожилой поцокал языком:
- Не надо ругаться. Не срамите себя перед смертью.