По семейным обстоятельствам

— Врач — это очень-очень сложно. И ответственно. И нужно много учиться. А у тебя в школе одни тройки были.

— Так это в школе, — снисходительно пояснил Стасик. — А тут все по-другому. Тут физику и математику не надо учить, и Грибоедова читать тоже не нужно.

— Я не думаю, что ты сможешь, — честно сказала Ната, беспомощно оглядываясь на Валя. Но альв молчал, явно не желая встревать в их разговор. — Стасик, давай, ты подумаешь, и мы вернемся к этому разговору через год?

— Ма, да что ты совсем в меня не веришь! — взорвался Стас. — Я тебе серьезно говорю, а ты со мной как с ребенком! Дядя Валь, ну скажите ей!

Валь спокойно отложил кусок кожи, который он вертел в руках, и поглядел на Стаса:

— Станислав, а какая причина твоего решения?

— Владька чуть не умер, — сморщил нос подросток. — Если бы не доктор — я бы остался без брата. Я хочу, чтобы в другом случае — я тоже мог помогать людям.

— Так Глен восемь лет в университете учился. А потом работал ассистентом опытного лекаря. А университет — это сложнее, чем школа. Там та же химия и математика будет. И еще много чего другого.

— Но ведь Ари лечит людей без всяких университетов, — растерянно выдал Стас.

— Ари — ведьма, у нее редкий дар, — пояснил альв. — К тому же ее вон законом преследуют. По-хорошему, ей бы тоже в университет. Но допустим, тебя я смогу устроить, ты мне практически сын. А с ней сложнее — ведьма, да преступница, да без рекомендаций…

— Я готов учиться, — неожиданно твердо кивнул мальчик. — Честно, готов. Мам! У нас учебник химии был?

— Не гони лошадей, Стас, — медленно сказал альв. — У меня предложение такое: я поговорю с Гленом, попрошу его взять тебя учеником. Справишься — будет тебе университет. Не потянешь — найдешь другое дело по душе. Нат, как считаешь?

Ната, влюбленно глядящая на альва, который легко и просто разрулил еще и эту проблему, кивнула.

— А Стас прям по-настоящему учеником будет? — уточнила она. — Чтобы и кровь, и гной, и прочие прелести?

— А как же. Глен — врач-универсал. И роды принимает, и зубы дерет, и раны чистит. Цверги — они вообще в своей профессии всегда лучшие. Очень уж настырные. Так что будь уверена — Стас научится у него всему… Ну, пожалуй, кроме родов. А в шестнадцать, если не передумает, в университет поедет. Не в альвийский, там очень долго учиться, не меньше двадцати лет. В человеческий.

— Спасибо! — просиял Стас. — Мама, дядя Валь — спасибо!

Он подскочил, порывисто обнял сначала мать, потом альва, потом — видимо, от избытка чувств — запихал в рот целый пирог и сбежал.

— Какие у тебя прекрасные дети, Ната, — нежно сказал Валь. — Ты — очень хорошая мать.

— А из тебя вышел бы прекрасный отец, — внимательно поглядела на мужа женщина.

Тот смутился, покраснел, подергал себя за ухо:

— Не уверен, — признался он. — Я слишком… слишком альв, наверное.

— Зато я — вполне себе человек, — напомнила Ната, прекрасно его понимающая. — Если ты захочешь ребенка — скажи. Я не против.

— Я подумаю над этим, — широко раскрыл зеленые глаза альв. — Правда, подумаю. Я как-то совсем не представляю себя в роли отца. Вот Иен — он весь такой основательный и взрослый, он — справится. А я… мальчишка!

— А сколько тебе лет, Валь? — с острым любопытством спросила Ната.

— Двести сорок три, — ошарашил ее Валь.

— Да… — протянула она. — Дитятко совсем. Валь, ты взрослый, умный и очень обаятельный мужчина. Ты потрясающий, вот честно. Я таких ответственных и добрых людей в жизни не встречала. Ты прекрасен, понимаешь? Ты — лучший.

— Я? — выдохнул альв. — Но…

— Никаких но. Ты. Прекрасен. Точка.

Валенуэль заморгал и неуверенно улыбнулся, а потом вдруг встрепенулся:

— Ты знаешь, я еще пару слов Стасу забыл сказать. Я быстро.

Выбежал во двор, потер покрасневшее лицо. Никто и никогда не говорил ему ничего подобного. Ни с кем и никогда он не ощущал себя настолько мужчиной — кроме нее. Женщины у него были — и альвийки, и цвергини, и человечки. Но что-то серьезное он испытывал только к Лильке, и то — недолго. Понял, что там шансов у него нет, и отпустил, благо, не успел влюбиться всерьез. Тот момент даже по его самооценке не ударил, потому что он прекрасно понимал, что с Иеном ему не сравняться. Тот — воин, да еще мастер. А Валь был — бывший раб. Никчемный, нищий, бесполезный. Даже меч разучился в руках держать. Конечно, когда Валь вернулся в родной дом, заплел косы, надел роскошный наряд и достал свою флейту, он поменялся не только внешне, но и внутри успокоился. Только всё равно где-то внутри себя он был рабом с ярлыком в ухе и окровавленной спиной. И оттого в каждом женском взгляде ему чудилась насмешка. Особенно, конечно, в альвийском.