По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России

От времени заключения этого договора, на целые полтора столетия, вступает Псков в лучшее, блестящее время своего существования и становится самостоятельным членом Ганзейского союза, а полное подчинение Новгорода великому княжению Московскому обусловливает, наконец, переход ко Пскову и всей заграничной торговли.

Если во многом отличается Псков от Новгорода, начиная с обличья, то иначе, чем Новгород, покончил он и со своими вольностями. Издавна не нравилось псковским князьям быть выборными и не смотреть на свое княжение, как на наследственное; отсюда многие насилия, неурядицы, междоусобия. Испытав разных князей, псковичи обратились, наконец, и к Москве, и в 1399 году был у них князь «от руки великого князя Василия Дмитриевича», князь Иван Холмский. Это было первым шагом на пути слияния с Москвой, завершившегося вполне снятием вечевого колокола в 1510 году, когда рыданий об этом было так много во Пскове, что летописец удивляется: «как зеницы не упали со слезами в купе, како ли не урвалося сердце от корени?» Для тех, кто желает видеть в объединении Руси Москвой только ехидство, предательство, отношения Москвы к Пскову дают действительно обильную пищу; ясно, как, мало-помалу, ограничивались права местного веча, как усиливалась власть великокняжеских наместников, как сделался город подсудным Москве, как пользовалась она междоусобицами для утверждения своей власти, как напрасно ссылались псковичи на всякие грамоты, им данные, — все это, с различных узких точек зрения, может подлежать осуждению, и действительно неоднократно осуждено.

Псков. Храм св. Георгия (постр. в 1494 г.)

Уже современные летописи, смотревшие на единение недружелюбно, гласят о том, что у московских судей правда улетела на небо и одна кривда осталась на суде, что все хорошие псковичи и иностранцы разбежались, а остались только дурные люди, такие, под которыми «земля не расступится, которым и на верх не взлететь», что только при установлении господства москвичей ввелись в Пскове «развращенные московские обычаи», но все это вместе взятое отступает перед могучей идеей московского единения мощной Руси. Если псковичи справедливо укоряли новгородцев в том, что от них на неприятеля помощь плохая, то Москва, наоборот, никогда не «оставляла Пскова в обиде и верно держала за своих», и не допускала того, чтобы русское «сердце урвалося от корени».

Эта мысль общности интересов Пскова с Москвой была так сильна, что Псков, в XVI столетии, легко мог бы отдаться в руки полякам, при Стефане Батории, но он, лишенный всех своих прав, обиженный Москвой в конец в торговых интересах, обнищалый и пригорюнившийся, поневоле оставленный царем, занятым в то время другим делом, он, в течение с лишком пяти месяцев, выдерживает осаду поляков и доказывает правду своего целования Московскому государству. Не присягнул он и позже польскому Владиславу, несмотря на гермогеновскую грамоту. А что не стеснялась Москва с Псковом, так это верно. Тут происходило даже нечто в роде насильного выселения жителей, потому что дважды выведены были из Пскова по 300 семейств, однажды 500 и замещены другими, более покорными, московскими, менее вечевыми. Было даже и так, что при принесении одной из жалоб на наместника, царь, пребывавший в то время в Новгороде, питая в уме своем заднюю, заповедную мысль, находя, что, будто бы, количество жалобщиков все еще недостаточно, требовал большого их количества, и когда все самые значительные люди Пскова, чуть не поголовно, действительно отправились бить царю челом и в Пскове мало кто остался, тогда объявлены были все челобитчики арестованными и принуждены поклясться за себя и за своих, что они уничтожат вече и не будут иметь более посадников. Пойманные псковичи потребовали одной ночи на раздумье; это была знаменитая ночь на 13 января 1510 года, ночь стенаний и плача в городе, — ночь, предшествовавшая снятию и посылке вечевого колокола в Москву.

Блестящее положение Пскова в его хорошие дни было так исключительно, что дальнейшие судьбы его могли быть не чем иным, как долгим, постоянным падением. Значительная часть войн наших на западном порубежье происходила на псковских землях, и Псков был граневой крепостью; при Петре Великом, исправившем стены, в Пскове находилась главная квартира, стояло много войска и строились суда для военной флотилии, бегавшей по реке Великой.

Центром всех святых воспоминаний является, конечно, кремль, кром, детинец, холм, отчасти искусственный, длиной в 200 сажен, шириной в 30, в отвесе около 10, омываемый реками Пековой и Великой. Вид от острого угла детинца, остававшегося долгое время в мусоре и, только благодаря бывшему начальнику губернии, обращенного в сад — превосходен. Цепью тянутся по берегу Ивановский монастырь, Мироносицкая церковь, Параменская, Николаевская, Клементьевская и замыкаются Мирожскнм монастырем.