Пертозеро, вдоль которого шел дальнейший путь, окружено диоритами — замечательными жильными месторождениями медных руд, когда-то разрабатывавшихся. В этих местах население, главным образом, корельское. Корелов считается в крае всего около 40,000 человек; корельские жители попадались и ранее по пути, в Новгородской губернии. Оттесненные новгородцами, обращенные в христианство 600 лет тому назад, корелы отодвинулись в более глухие места края, предоставив лучшие русским. Они люди робкие и довольно терпеливо выносят данные им клички: «корешки» и «белоглазой корехи»; деревни их большей частью бедны, не людны, от двух до шести дворов; церквей, часовен, крестов — множество: это память пустынножителей, что не мешает однако ставить свечу «празднику», не ведая имени святого. Попадаются в крае избы, построенные 200 лет назад; избы корелов, большей частью, двухэтажные, благодаря обилию леса, прочны, хороши; но это почти единственное, что свидетельствует о благосостоянии: хлеб пополам с соломой и сосновой корой не редкость. Охота и рыбная ловля здесь существенное подспорье крестьянского быта: оно и не мудрено, так как 1
/6 часть края — вода, 5/6 — лес. Рыбные ловли бывают очень обильны: ловят рыбу неводами, мутниками, мережами, мордами; уловы на удочку дают иногда до двух пудов в день: язь, сиг, плотва, снетки, щука, окунь, ерш — главная добыча.Близость к воде обусловливала сильную веру в водяников и целый цикл легенд и песен. Тут, на севере, нельзя, конечно, ожидать яркости южнорусских сказок, где дева вдевает в иглу солнечные лучи, и вышивает ими на основе, сделанной из юнацких кос; тут больше сходства с финским эпосом, где певец «Калевалы» говорит, что он «срывает песни свои с вересков», что «мороз учил его песням и дождь приносил слова».
Невидимый мир существ, по мнению местных людей, населяет наш мир и чудесно сжился с христианскими понятиями. По океану-морю, говорит одна из былин, плавали два гоголя: один белый — Господь, другой черный — Сатана. По повелению Бога и благословению Богородицы, Сатана поднял со дна моря горсть земли; из неё Бог сотворил ровные места и поля, а Сатана — непроходимые пропасти и овраги. Ударил Господь в камень и создал силы небесные; ударил Сатана — и создал свое воинство. Была великая война, и воинство Сатаны попадало на землю: кто в лес — стал лесовином, в дом — домовиком, в баню — банником, во двор — дворовиком, в воду — водяным.
И крепка эта местная вера в бессчетную нечистую силу, залегающую повсюду; на человека может она действовать только чрез посредство злых людей, так называемых «заклятых». Живут эти заклятые в особых становищах в Иш-горах и Мянь-горах; там в темную ночь — белый день, нет конца строению, пляскам, игрищам, яствам и питию. Не дай Бог попасть к ним!
Из трех водопадов реки Суны — Гирваса, Порпорога и Кивача — последний самый значительный. Гирвас первый, считая от Петербурга, водопад на Суне; вид его очень живописен. Кивач стеснен скалами и падает одним уступом; Гирвас и Порпорог тремя и четырьмя каскадами.
Составить себе понятие о красоте этих водопадов по одним описаниям невозможно: — надо их видеть самому. Ниже Кивача Суна имеет несколько уступов, но они проходимы, если лодкой управляют ловкие и опытные рулевые. Суна течет в красивых возвышенных, сплошь покрытых березовым, сосновым и ольховым лесом берегах; быстрина реки по крайней мере 15 — 20 верст (в час). Суна река сплавная: по ней проходит очень много леса. Иные бревна, попав в «падун» (водопад), выходят снова на свет целыми, другие же разбиваются в щепы; некоторые попадают между камнями и образуют заломы. Для очищения от «заломов» применяют следующий способ: с берега на берег протягивают канат, по которому на блоке ходит подвижная люлька; в люльку садится рабочий и, вися над бездной, накидывает на застрявшие бревна петли, посредством которых вытягивает их на поверхность воды.
К часу пополудни, в самый жар, путники остановились в лесу, в глубоком облаке водяной пыли, на краю спуска с высокой горы. Подле, где-то, из-за деревьев, ревел Кивач. Необходимо было спуститься к Кивачу не в экипажах, а пешком, потому что иначе они лишились бы удовольствия видеть, как мало-помалу, влево, из-за густой листвы и стволов деревьев, сквозь прозрачные полуденные тени, залегавшие в лесу, местами пронизанные яркими снопами лучей солнца, неслись одни за другими, сначала белыми клочьями, а потом огромными, бешеными, белыми массами, вихрившиеся стремнины Кивача.