Читаем По следам Адама полностью

Много лет назад я вместе со своим двухлетним первенцем Туром сидел на пристани в долине Белла Кула и мечтал когда-нибудь добраться до берегов залива Хакай. С тех пор минуло шестьдесят лет, и я, наконец, оказался близок к осуществлению давнишней мечты, правда, средством передвижения должна была послужить не лодка, а самолет-амфибия. Когда встреча подошла к концу, трое из старейшин так просились присоединиться к экспедиции, что нам пришлось оставить в поселке Дона и Джерома, а вместо них два пожилых индейца и одна их соплеменница столь же почтенных лет заняли места в креслах и пристегнули ремни.

Под серым небом, шарахаясь из стороны в сторону под порывами ветра, мы летели над макушками холмов к долине Белла Кула. Наконец между большими островами заблестела вода пролива Хакай. Мы снизились, на уровне поросших лесом берегов пролетели вдоль всего пролива и, наконец, оказались в открытом океане. Я подумал про себя, что, если кто задумал бы бежать из зажатой меж гор Белла Кула, он не нашел бы лучшего пути в море, нежели через пролив.

Именно в этом я и хотел убедиться. Долина Белла Кула тянулась вдоль длинного узкого залива, окруженного крутыми горами, и уходила далеко в глубь континента. Это была самая большая и цветущая долина на всем побережье. Некогда индейцы племени салиш пришли с юга и захватили ее, тем самым расколов земли квакиютль надвое. Этнологи терялись в догадках, как такое могло произойти. Скорее всего, они незамеченными прокрались со стороны материка. Но я задавался другим вопросом: что случилось с теми, кто вынужден был бежать из долины?

Я надеялся найти остатки старинных поселений на необитаемых берегах пролива. Мы летели над самой водой. Справа возвышался остров Калверт, слева — острова Налау и Хекате.

Пилот посадил самолет в тихом заливчике, защищенном от ветра высоким мысом неподалеку от того места, где залив переходил в открытый океан.

Нас ждал забавный сюрприз. После Белла Белла мы не видели с высоты ни единого дома. Позади остались разбросанные, как в причудливой мозаике, поросшие сплошным лесом бесчисленные острова и островки. Но здесь, где я надеялся найти остатки старинного поселения, стоял недавно построенный дом! Живший в нем в одиночестве человек был удивлен не меньше нашего. Сам он оказался с острова Питкерн в Полинезии, все жители которого являются потомками мятежников с «Баунти». После завершения экспедиции на остров Пасхи я заходил туда на своем исследовательском судне. В тот раз я собрал все мужское население острова и отвез их на поросший лесом необитаемый островок под названием Хендерсон. Им срочно требовалось дерево для поделок, которые они продавали туристам, и только тем и жили. Наш же новый знакомец, оказывается, охранял дом, построенный для туристов, но временно пустовавший до начала летнего сезона.

Я не мог избавиться от чувства разочарования. И тут мой взгляд упал на огромное дерево, рухнувшее неподалеку от стены дома. Между вырванными из земли корнями что-то белело: гора ракушек, отбросы, оставшиеся после древней стоянки! Новый дом оказался построен поверх фундаментов старинного поселения, не замеченного археологами. Вместе с нашими тремя пожилыми спутниками мы отправились в гущу леса и, пробравшись мимо гигантских деревьев, через кусты и беспорядочно разбросанные валуны, наконец, увидели просвет, открывающийся к океану. Еще миг — и мы стояли на широком песчаном пляже, самом красивом пляже, который мне доводилось видеть в Америке. Это была внешняя сторона пролива Хакай.

Мы сели на огромное бревно, выброшенное волнами на берег. Мы наслаждались красотой вида и величием момента. Именно здесь, согласно древним преданиям, в давно ушедшие времена ежегодно устраивали ритуальные собрания индейцы племени квакиютль со всего побережья. Старики рассказали нам, что сюда приплывало на каноэ столько людей, что грохот барабанов разносился далеко над океаном. Они знали такие подробности, будто сами некогда принимали участие в древних таинствах. Еще они рассказали, что в устье пролива ветер и течение достигали порой такой силы, что даже современные рыболовецкие суда сбивались с курса, и им на помощь приходилось высылать спасательные корабли из Виктории.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мой 20 век

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное