Помню, какая буря разразилась, когда мы добрались, наконец, до берегов Полинезии, живые и здоровые. И она только усиливалась в последующие годы, по мере того, как я собирал все новые и новые доказательства того, что полинезийцы говорили правду. Они утверждали, что их острова открыли пришельцы с востока, в то время как европейцы, сами, кстати, добравшиеся туда тем же путем, настаивали, что этого не может быть, что освоение Полинезии шло только с запада.
Я всегда рассматривал местные легенды как наиболее надежный источник информации и с опаской относился к общепризнанным научным догмам. Однако я никогда и ничему не верил безоговорочно. Поэтому, когда меня охватывали сомнения, я брался либо за лопату археолога, либо за весло древнего корабля и проверял, правду ли говорят древние сказания.
Еще когда я готовился в библиотеке Крёпелина к поездке на Маркизские острова, я впервые прочитал, что все полинезийцы помещают родину своих праотцов на востоке, а все современные ученые утверждают совершенно обратное. Где бы ни записывали миссионеры прошлого века легенды и сказки полинезийцев, на всем пространстве от Таити до Новой Зеландии, от Самоа до острова Пасхи, везде повторялось одно и то же. В 1827 году миссионер Эллис написал:
«Занятно, что во всех без исключения историях о морских путешествиях, будь то древние легенды или рассказы более позднего времени, указывается одно направление движения — с востока на запад…»
В те дни, когда я принял решение строить плот «Коники», самым большим авторитетом по Полинезии считался сэр Питер Бак. В пользовавшейся огромной популярностью книге «Мореплаватели солнечного восхода» (я с большим удовольствием прочитал ее после возвращения с Маркизских островов в 1938 году) он приводит текст песни маори:
Именно поэтому Питер Бак и прозвал полинезийцев «мореплаватели солнечного восхода». Но, тем не менее, он тоже считал, что прародина полинезийцев находится на западе, потому что в Новой Зеландии, равно как в остальной Полинезии, в Перу и в Египте, словом, во всех краях, где поклонялись Солнцу, существовало поверие, будто души умерших отправляются на запад, вслед за солнцем. Однако уважаемый ученый упустил из виду один факт: полинезийцы считали, что солнце опускается в туннель, идущий через весь подземный мир и выходящий на поверхность на востоке, в доме Солнца. Пройти весь этот путь вместе со светилом полагалось только мертвым. Живые же могли отправиться прямо на восток, о чем и пелось в песне.
Бак опубликовал научный труд «Введение в антропологию Полинезии» всего за два года до экспедиции на «Кон-Тики». Как и все остальные, он не сомневался, что плот из бальсового дерева не может доплыть до Полинезии. На первых же страницах своей книги он подчеркивал, насколько непроницаем занавес между Перу и Полинезией:
«Поскольку индейцы Южной Америки не имели ни подходящих судов, ни необходимого опыта для того, чтобы переплыть океан между южноамериканским побережьем и ближайшими к нему островами Полинезии, мы можем смело исключить их из числа возможных предков островитян».
Когда плот «Кон-Тики» прорвал бумажную стену, возведенную учеными к востоку от Полинезии, и открыл острова ветрам и течениям со всего мира, мы, самостоятельно испытавшие невероятные плавучие свойства бальсового дерева, ожидали, что все вокруг будут счастливы. После первой недели суматохи и торжеств я очень обрадовался, когда меня предупредили по телефону, что первой реакцией ученого мира на наше путешествие станет газетное интервью с сэром Питером Баком.
Потом я прочитал вырезку из «Окленд Стар», и моя радость несколько поутихла. Сэр Питер явно считал нашу экспедицию забавной шуткой, не более того. «Когда я спросил его о „Кон-Тики“, он громко расхохотался», — сообщал журналист.
Каковы же были его контраргументы?
«Ни один рыбак не выйдет в море с женщиной на борту. А в соответствии с их теорией, переселенцы были должны высадиться на необитаемых островах — так кто же, я вас спрашиваю, стал матерями полинезийцев?»