По следам «Мангуста»

– Попроси его приехать сюда, показываться в Гаване еще рановато.

В дверь постучали, вошла Кончита – пригласила ужинать.

– Да-да, конечно! Идем-идем, милая. Ну, девочка, как у тебя дела, настроение? Пойдем, и рассказывай.

Генерал усадил девушку с собой и не позволил ей заниматься на кухне, сослав туда Александра. Лишь безалкогольный мохито они готовили вместе с Кончитой, под ее чутким руководством. Владимир Иванович хотел научиться правильно его готовить или заговаривал девушку, отвлекая ее от собственных дум и дел.

Закончив приготовление коктейля, они вдвоем перешли на балкон, с которого открывался восхитительный вид на пролив, садящееся в море солнце, непрерывно шелестела листва на многочисленных пальмах справа от дома. Владимир Иванович показал, как закрепить столик для стакана на плетеном кресле, и начал неторопливый разговор с девушкой, постепенно переключив его на ее восприятие революции, жизни в отряде, изменения после победы. Это нашло отклик в душе юной восторженной девушки, и постепенно начался ее монолог на тему собственной сопричастности великому. Нажав на то обстоятельство, что выговориться ей некому, а тут появился благодарный и внимательный слушатель, генерал умело разговорил ее и внимательнейшим образом слушал о том, что происходило в провинции в эти три года. О боях, разгрузках кораблей, которые подвозили снабжение, о дальних переходах под дождем и под пекущим солнцем. О мозолях и покусах мошки, в изобилии водящейся в местных джунглях. О первой встрече с Фиделем, об отце, тетке и бабушке. Обо всем, что накопилось на душе и не имело возможности выйти наружу. Александр постучал себя по лбу, коря за невнимательность к человеку. Краем уха он слышал рецепт мохито и попробовал сделать еще, затем вынес его на балкон столовой. Ему предложили присоединиться к компании, посмотреть на то, как всходит луна, какие красивые вокруг виды. И вправду, картина была потрясающей, и он позволил себе Брюсова:

В снежной мгле угрюмы вопли вьюги,Всем сулят, с проклятьем, час возмездий…

Та же ль ночь, в иных краях, на юге,Вся дрожит, надев убор созвездий.Там, лучистым сферам дружно вторя,Снизу воды белым блеском светят;Легкой тенью режа фосфор моря,Челны след чертой огнистой метят.Жарким ветром с пальм уснувших веет,

Свежей дрожью с далей водных тянет…В звездных снах душа мечтать не смеет,Мыслей нет, но ум чудесно занят.Вот – летят, сверкнув как пламя, рыбы,Вот – плеск весел, пылью искр осыпан;Берег – ярок, в искрах – все изгибы,Ясный мрак игрой лучей пропитан.

В небе, в море, в сердце – всюду вспышки,Мир – в огне не жгучем жив; воочьюЛюди чудо видят… Там, в излишкеСчастья, смерть – желанна этой ночью!Челн застыл, горя в волшебном круге;Южный Крест царит в ряду созвездий…Чу! Вблизи глухие вопли вьюги,

Всем сулят, с проклятьем, час возмездий.

Кончита с интересом слушала незнакомый язык и даже поняла, что это стихи, хотя уловить ритм в пятистопном ямбе довольно сложно, сильно зависит от чтеца.

– О чем говорится в этих стихах? – спросила она, и Александру пришлось мучиться, переводя строки на испанский.

– В школе нам говорили, что такой стиль называется «октавой». Я, правда, школу не закончила, началась революция, как-то раз отцу предложили перевезти небольшой отряд на нашей шхуне с Крус дель Падре под Камагуэй по внутренней лагуне. Переходы совершали только ночью, а днем заваливали мачту и отстаивались в неприметных местах, в зарослях мангра. Когда дошли до места и высадили группу, стало известно, что по всему побережью объявлена тревога и нас ищут. Привлекли даже авиацию. Но отец ночью, только под парусом, прошел проливом между Пиносом и Гуанайя, и мы ушли в багамские территориальные воды. – Кончита впервые за время после гибели отца улыбнулась своим воспоминаниям, потом, правда, тяжело вздохнула, но продолжила:

– Отца арестовали по возвращении в Санта-Марту, но по судовым документам он сумел доказать, что все это время ремонтировался в Дункан-Таун. Его отпустили, и мы ушли в отряд к Доне Паро.

– А мама твоя где?

– Мама? Ее давно уже нет, ей требовалась операция, а у нас не было денег. Так тетя Росита говорит. Я этого не помню, была совсем маленькой.