По следу Чёрного Ворона

– Он сказал, что ему нужна не рубаха, а такая молодая жена, как я… – смущенно ответила молоденькая девушка, лет семнадцати – восемнадцати.

– Ох, дед… Дед! – улыбаясь, напомнила Бела всем в зале. – Да он по старости своей забыл, что у нас браки между своими запрещены!

– И я ховорю… Забыл! – моргая глазами как невинное существо, проговорил дед Беловод, и опять спрятался за чью-то спину.

– Вот это новость! – удивлённо бормочу, совсем забыв, что это – родовая община, и все они имеют кровное родство, но в разной степени.

– А как работали нынче Альдона, Бронислава и Анисья? Наши пряхи? – обратилась Бела к залу, видя, как три женщины нервно вскинули голову вверх. – Дед Беловод, ты где?

– А чё я? – ответил ей дед Беловод. – Чуть чё, так сразу: иде дед Беловод…

– Ну, что ж, раз никто не ругает их, будем считать работу прях хорошей! – она увидела, как тихо вздохнули обе женщины. – А как вам работа нашей прачки Лагоды?

– Чисто стирает… Молодец… – послышалось из зала.

– Интересно, получается: община родовая, а разделение труда имеется… – рассуждаю про себя. – Там, в будущем, так все считали: если есть разделение труда, должна быть и частная собственность. А здесь её нет… Или есть?

– А как вам работа Снежаны? – не унималась Бела. – Её квас вам нравится? Дед Беловод, ты у нас спец по этому вопросу… Что скажешь?

– А чё тута скажешь? – дед вынырнул из-за спины и показался всем. – Как ни придешь к ней за квасом, так только квас и получашь…

– Не ври, дед! – Снежана, светловолосая девушка лет двадцати семи – тридцати, в белоснежном сарафане и красной вышивке на руках и груди, встав, показала пальцем на деда. – А кто у меня всё время квас с медовухой требует?

Все засмеялись. Снежана, довольная оценкой всеми её работы, села, оглядела зал и тоже заулыбалась.

– Дед, а ты у нас любитель выпивки, оказывается? – повернувшись в сторону деда Беловода, произнесла Желана.

– А кто из мужиков тово не любить… – произнес из-за чьей-то спины дед.

– Жива, а к тебе с той же просьбой дед Беловод или другие не приставали? – просила Бела у сбитеньщицы. Та чуть приподнялась при обращении к ней и взглянула на деда.

– Ну как же… Приставал… – ответила Жива. – Просил сбитень с медовухой… Да где же я ему медовуху-то найду? Он итак с медом…

– Вот так раз! А там, в будущем, говорили, что русские издревле и всегда пили больше всех! А тут наоборот получается… – удивленно шепчу про себя и снова прислушиваюсь к разговору.

– А что вы скажете о работе мельников? – Бела посмотрела на мужиков и рукой приказала им подняться. – Как нынче работали Азалин, Бел, Жилен, Долян и Весел?

– Справно… Молодцы… Старалися… – по крикам из зала было видно, что общинники довольны работой мельников. И Бела им кивнула, чтобы те сели.

– А как была обувь? Хорошо ли шили обувь Людин, Белогор, Ирина, и Синеока? А Шемяка и Варун кожу мяли? – бородатые мужики лет тридцати – тридцати пяти встали и посмотрели в зал, а молодая девушка, встав, опустила голову.

– У меня обувка скоро развалится… – подала свой голос одна из девушек в зале.

– Да знаем мы, почему твоя обувь быстро разваливается! – засмеялись обувщики, – Не надо подолгу по лесу шляться! А Синеока уже хорошо шьет обувь!

Девушка благодарно посмотрела на товарищей и улыбнулась.

Но меня почему-то этот вопрос заинтересовал. – А вдруг это она меня по голове? Когда по лесу шлялась?

Но Хлебослава, словно подслушав мои мысли, наклонилась к уху Веденея и тихонько сказала. – Да она к своему разбойнику любиться бегает…

Бела поднимала то печников, то ремонтников, то создателей сох из лосинных рогов, то плотников, то керамиков, даже бондаря подняла – обо всех общинники отзывались хорошо.

Лишь когда она подняла невысокого полного мужчину лет тридцати – тридцати пяти по имени Бахарь, с бегающими глазами и лихорадочно зажимавшего свои ладони, народ как-то заволновался – все ждали, что скажет Бела.

– Ну, что, Бахарь… Не обманывал ли ты общинников, когда выдавал со склада положенное им имущество в оплату труда? – спросила она его.

– Да что ты! Никого не обманул… – невинным голосом произнес Бахарь.

– Врёт он всё… Обманывал… – понеслось со всех сторон.

– Да, вот и здесь, похоже, рыночная экономика начала действовать… – тихо шепчу про себя и вижу как Хлебослава грустно опустила голову.

– Ну, что ж… С этого дня пойдёшь … – она задумалась.

Стояна отрицательно замотала рукой. – Только не к нам!

– Водовозом! И знай – ты у нас на виду всегда! Будешь работать плохо, получишь еды мало!

В перерыве, когда мы с Хлебославой остались одни, я, чтобы никто не заподозрил меня в чём-то странном, спросил у неё. – Я что-то запутался… Скажи, как у нас оплачивается труд?

– Ты, Веденей, главное, ни о чём не беспокойся… – она посмотрела на меня внимательно и, получив положительный результат, ответила. – По лунным трудодням… Продуктами… И мы получим… Ты не беспокойся! Проголодался, наверное…

Перерыв кончился, в зал вошли семнадцать детей, которым в этом году исполнилось двенадцать летних солнцеворотов, и выстроились перед общинниками.