По следу Каина

– С неделю… или около двух, – подумав, сказал Дзикановский. – Чего я стал опасаться последнее время, так это потери памяти. Оказывается, сейчас придумали занятное название – склероз. Знаете ли, молодой человек, не дай бог познать эту роковую предвестницу старости. Я ведь когда-то тоже относился к таким изыскам с пренебрежением.

И он подмигнул Донскову.

– Значит, вас не беспокоит его отсутствие?

Дзикановский пожал плечами.

– Соседка рассказывала, что у вашего сына проживала женщина. Она тоже пропала…

– Мирчал, – сухо перебил Дзикановский. – Это моя прислуга. – Он замер и поправился. – Подрабатывает, прибираясь у меня. Сами понимаете, она готовит, ведёт хозяйство, мне тяжело одному. А так как сын давно разошёлся и, как всякому молодому мужчине, ему не до уборок квартиры, она порою забегает к нему.

– Значит, она в городе?

– Конечно. Я думаю, день-два, заявится и Аркадий. Вы интересовались у него на работе?

– Теперь поинтересуемся.

– Ну что же вы так, молодой человек? В наше время с этого начинали.

– Вы работали в милиции?

– Нет, – улыбнулся Дзикановский. – Мы занимались многим, но с восемнадцатого года эта организация называлась иначе.

– Не понял? – Донсков не заметил, когда в поведении старика проявились эти изменения; удивился, когда тот ему вдруг подмигнул, вроде ни с того ни с сего, потом и улыбнулся раза два, не иначе, таблетка подействовала, но Дзикановский преобразился, даже лицо его посвежело и куда-то пропали глубокие морщины со лба, раньше лет под сто выглядел, особенно там, на пороге квартиры сына, а сейчас?..

Дзикановский тоже заметил к себе особый интерес, ничего не говоря, он сделал хитрое доверительное лицо, пригнул голову и, вытянувшись весь к капитану, прошептал:

– Вам что-нибудь говорит имя Грасиса?

– Грасис? Врач?

– Врач? О да! Конечно, врач! Это был великий знаток человеческих душ! Особенно самых тайных чёрных их глубин, – и старик захохотал, округлив глаза, но тут же громко закашлялся. Когда, сунув кулак к зубам, остановился, опять зашептал: – Вот видите, он давно мёртв, а забыть о себе не позволяет. Не терпит, чтобы о нём так… всуе…

Донсков не знал, как себя вести.

– Мне посчастливилось, молодой человек, знать этого человека. Не поверите, но я охранял самого Сергея Мироновича Кирова.

– Вы служили в чека?

– Имел честь.

– Сейчас уже в живых никого не осталось! – вскрикнул невольно Донсков, но вовремя осёкся. – Извините. Девятнадцатый год… да вы просто живая реликвия…

– Как видите, не только жив, но и почти здоров.

– Простите нас, – вскочил на ноги капитан.

Дзикановский пожал плечами и, тяжело вздохнув, надел шляпу. Он выглядел странно в уродливой шляпе, но держался с достоинством и задиристо.

– Полагаю, мне пора откланяться?

– Я вызову машину. Вас довезут.

– Сделайте одолжение.

Дзикановский уже шагнул к двери, но остановился и повернулся к капитану:

– Вы так и не разрешили один мой вопрос?

– Я вас слушаю.

– Кому, если не секрет, обязан мой сын вашим беспокойством?

– А я разве не сказал? – смешался от неожиданности Донсков.

– Неужели склероз?

– Соседке, Викентий Игнатьевич. Его соседке.

– Вот как?

– Она обеспокоилась долгим, так сказать, отсутствием вашего сына.

– Какая прелесть, – старик покивал головой, вспомнил про свою трость, скучавшую у стены при двери, повертел её в руках. – Не перевелись добрые люди.

И вышел, обернувшись на пороге:

– Вы меня не проводите? У вас не запомнить дороги назад. Эти коридоры…

– Конечно, конечно, – шагнул за ним Донсков.

Глава V