По следу Каина

При чём здесь мой нос, я так ничего и не понял, а он уже легко приподнял дело под картонную корку, которая тут же не преминула напомнить о себе зловредным гнилостным запахом, и восхитился:

– Глянь сюда! Вот всё дело! Тут всего ничего. Это сейчас у нас на одного Змейкина десяти томов не хватает. А у них целый заговор с сотней злодеев в двести граммов умещалось. Быстро одолеем.

– Вы уж его зазря не беспокойте, – успел я отвернуться.

– Скоро принюхаешься и привыкнешь. Я вот уже ничего. А тоже чихал, как с воли явился. Здесь, боец, режим. Оказывается, ежегодно они обрабатывают такие дела, чтобы не истлели. Вечного хранения! Каверзная процедура… и хлоркой, и клеем каким-то, и разной разностью от клопов, бумажных жучков и крыс. Писали-то тогда на чём придётся. Сюда получше бумагу доставляли, понятное дело, чека. Но всё равно. Вот, глянь, что от газетки осталось, – он слегка пододвинул и пальцем поверху листа повёл, – газета «Коммунист» за 5 июля 1919 года. Половинка в прах разлетелась, однако заметочка, что нам нужна, как раз и сохранилась. Вот послушай, тут всё, что мы ищем…

Жёлтый свет от чахлой лампочки не помогал, а мешал. Но Федонин ниже наклонился и начал медленно читать, изредка останавливаясь в затруднении:

– Так. Заметочка эта называется «Раскрытие тайного заговора белогвардейцев». Вот… «Ещё несколько недель тому назад Особый отдел получил совершенно определённые сведения о том, что в Астрахани существует сильная, правильно поставленная…» Чего это они? «Правильно поставленная»?.. Ты вникаешь?

Я пожал плечами, – журналисты…

– «Правильно поставленная, хорошо организованная белогвардейская организация…»

– Если так будете читать, до утра не кончим.

– До восьми, до восьми. Больше задерживаться посторонним нельзя. Это уж я попросил. Ради нас. Это прежде здесь по ночам работали, а теперь с этим делом чётко. Сотрудников и тех после шести словно ветром выметает. Обратил внимание – нет никого.

– Не встретил. Правда, вели меня сюда почему-то чёрным ходом.

– Обиделся?

– Да нет. Но как-то…

– Я тоже через спортзал вышагивал с солдатом. Тут теперь так. Только до первого этажа. Но лучше, чем по ночам-то…

И Федонин повёл пальцем дальше по строчкам:

– «Первого июля ответственные белогвардейцы на коротких собраниях с местными контрреволюционерами и встречами с ними закончили свои “дела”». «Дела» у них в кавычках почему-то… Хотя…

– Так ясно же, почему в кавычках. Какие это дела? Дела тёмные, – не сдержался я. – Вы нашли бы сразу там про архиепископа Митрофана. Где он там упоминается? А то тратим время впустую.

– Не спеши. Так… «Но Особый отдел предупредил их. Ночью с первого на второе июля белогвардейцы оказались в прочных сетях Особого отдела. Два ружейных выстрела огласили ночную тишину, и одновременно в разных частях города белогвардейцы были совершенно неожиданно накрыты. Были арестованы несколько человек…»

– А где же всё-таки про Митрофана?

– Наберись терпения. Так… «В течение ночи с первого на второе июля…»

– Но архиепископ Митрофан был арестован чекистами Атарбекова ночью с седьмого на восьмое июля и в то же время арестовали епископа Леонтия?

– Все вопросы к автору этой заметки, – поморщился Федонин. – Это официальная газета тех времён. Поехали далее…

– Что там прописано про цианистый калий?

– Как же, как же. Вот… «И, кроме того, их особенно занимала чудовищная мысль отравлять более сознательные воинские части и особенно рабочий батальон. За что брался один из приезжих белогвардейцев, уверявших своих единомышленников, что ему это очень легко удастся сделать…»

Последняя фраза далась Федонину с некоторым трудом, он по инерции ещё искал каких-нибудь продолжений, но смолк.

Мы переглянулись.

– И это всё?

– Всё, – Федонин оперся на локоть, подперев голову кулаком. – А ты чего хотел услышать?

– Ну… хотя бы упомянули про отраву, про обоих священников арестованных… Кстати, в «Очерках о партийной областной организации» говорится, что Атарбеков, выступая перед большевиками на следующий день после арестов и расстрела, объявил, что заговорщики помышляли отравить весь Реввоенсовет, то есть Кирова, его самого и…

– Давай почитаем далее, боец, – прервал меня Федонин, – а после обсудим.

Трудно было не обидеться, тем более что старый лис уже неоднократно цеплял меня за больное место этим обращением, но я сдержался.

– Это ж журналисты! – тут же миролюбиво ткнул он меня в плечо ладошкой. – Они и не на такое способны. И потом. Может, цензура фамилии и лишние подробности убрала.

– А списки есть в деле?

– Кажется, имеется список расстрелянных. Все шестьдесят два человека. Но я мельком листал. Сейчас мы с тобой вместе поищем.

И мы продолжили поиски.

– Вот, слушай, – палец Федонина упёрся в лист, перечёркнутый красной стремительной надписью. – По-моему, нужный нам документик.

Я впился в него, не отрываясь. Этот лист значился под номером двадцать один. И число это было выведено в правом верхнем углу теми же красными чернилами или карандашом, что и надпись. Мы оба вчитались в эту надпись, стараясь её разобрать, и оба разом отпрянули. «Расстрелян» – обозначала она.