По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Когда дворяне и купцы собрались для встречи с царём, Пьер наивно мечтал, что царь будет с ними советоваться. Надежды его не оправдались: царю были нужны деньги от купцов и крепостные от дворян, а мнения их не требовалось. И тем не менее Пьер чувствовал в себе и в других силы, способные принести пользу России, и в душе его всё ярче разгорался тот огонь, который сначала привёл его к намерению убить Наполеона, потом заставил поехать на Бородинское поле, а вернувшись оттуда, обдумать и пересмотреть всю свою жизнь.

На поле сражения Пьер удивлял солдат своим бесстрашием. Но он боялся – несколько раз его охватывал панический ужас. Он знал, что бояться стыдно, и старался преодолеть свой страх. Только на постоялом дворе в Можайске, очутившись в безопасности, Пьер отдался своему страху: в полусне чудилось ему, что «с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлёпанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его».

Стараясь освободиться от страха, Пьер думает о солдатах, которые «всё время, до конца были тверды, спокойны…»

Никогда раньше Пьер не задумывался о том, что чувствуют и как живут люди, которых принято называть простыми. Поздним вечером после Бородинского сражения, когда он встретил трёх солдат, накормивших его и проводивших до Можайска, привычная мысль пришла ему в голову. «Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. «Нет, не надо», – сказал ему какой-то голос».

Так впервые пришла ему мысль о возможности ч е л о в е ч е с к и х отношений между ним и солдатами. На постоялом дворе в Можайске он думал уже о том, что они – Толстой выделяет это слово курсивом – «они ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей».

И вот Пьер приходит к тому, о чём много думал и сам Толстой, что отразилось в его повести «Казаки», написанной до «Войны и мира», что преследовало его все последние годы жизни, много позже работы над «Войной и миром».

«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя всё это лишнее, дьявольское, всё бремя этого внешнего человека?»

Всю ночь, просыпаясь и сквозь сон, Пьер решал для себя этот вопрос: как ему, графу Безухову, приобщиться к жизни народа. Может быть, в эту ночь он сделал свой первый решительный шаг к декабризму. Но путь его нелёгок и непрост, потому что он – не герой приключенческого романа, а человек со своей единственной жизнью, в которой много раз бывает и страшно, и стыдно, и больно, и радостно.

Да, Пьер ушёл из дома, спрятавшись одновременно от графа Растопчина, французских солдат и посланца Элен. Но главное, от чего он ушёл, – от своей прежней жизни, заполненной ненужными делами и людьми; ушёл к внутренней свободе, к новой естественной жизни, которая, как ему казалось, могла начаться сейчас, когда всё вокруг сломано и сдвинуто со своих мест.

В приключенческом романе автор может не показывать читателю, как изменяется характер его героя. Мы с радостным удивлением узнаём в мудром и сдержанном графе Монте-Кристо простоватого матроса Дантеса; нам даже понятно, что изменения этого характера произошли под влиянием аббата Фариа. Но мы не участвовали в духовном росте будущего графа Монте-Кристо. Нам довольно того, что человек изменился; теперь он живёт иначе, поступает иначе.

У Толстого двадцатилетний Пьер в салоне Анны Павловны и тридцатипятилетний Пьер в эпилоге – разные люди: и самая важная для Толстого писательская задача – заставить нас участвовать в изменении характера Пьера, показать нам, как произошло, что неопытный юноша стал зрелым человеком с огромным будущим.

Вот это как

мы и видели на протяжении многих страниц романа; Пьер ошибался в людях, покорялся своим страстям, совершал неразумные поступки, жил монотонной жизнью члена Английского клуба, отставного камергера – и всё время думал, всё время был недоволен собой и пересматривал себя.

Теперь, в занятой французами Москве, он возвращается к решению убить Наполеона, «с тем чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы». Благородно? Очень. Достойно Атоса и графа Монте-Кристо. Но Атосу и графу Монте-Кристо всё удавалось, потому что они живут в книгах. А Пьер живёт в настоящей жизни…

Он ещё не тот сильный человек, разумный организатор, умеющий всё предвидеть и ничего не забыть, каким он станет в эпилоге. Он только ещё двигается по своему пути – и в нём жив нелепый юноша, так же страстно защищавший Наполеона в гостиной Анны Павловны, как он теперь хочет его убить.

Предприятие Пьера обречено на провал, но мы, как и он сам, не сразу понимаем это. Он собирает душевные силы, но не умеет подумать о том, что пистолет велик: его нельзя спрятать под одеждой; что нужно по меньшей мере точно знать, когда и где проедет Наполеон, а потом уже размышлять, хватит ли решимости его убить.