По течению

Девушка молча кивала, спокойно, почти не испытывая страха перед главарем, ведь она его прекрасно понимала. Вот оно — его опустошение. И в ней открылась та же неискупимая пустота. Поговаривали, что впервые он убил по приказу сестрицы Цитры, а потом… Потом что-то пробудило в нем небывалую ненависть, которая ныне плескалась и во всем существе Салли, которая вот уже неделю пребывала почти в бреду, не понимая, где кошмарный сон, где реальность. Теперь-то она сделалась настоящей марионеткой хозяина, когда нити незаметны, а публика верит, будто у куклы наличествует своя воля. Кукловод всегда прячется за кулисами, в случае Вааса — на южном острове.

Показательные казни с записью действий заморенной девочки, видимо, поразили Интернет или же шокировали ракьят, если Ваас брал Салли вот уже третий раз для убийства. Черный Фрегат сливался с настоящей личностью девочки, он вечно возвещал о том, что все мечты и сказки растоптаны, разбиты. О, как она просила великих чудес у этого мира! Но, видимо, для них нужна великая вера, великая воля и стойкость пред непосильными испытаниями. А она плыла по течению, и не заметила, как бурный поток сменил цвет с зеленоватого на алый.

Когда ее отправляли обратно на «Верфи Келла», она не могла смотреть в глаза Норе, отвечала односложно, зато остальных девиц научилась гонять сама, огрызаясь даже на караульных пиратов, будто поняла, что ее боятся, что ее повысили в статусе. Ваас оценил ее жестокость, эту спокойную беспощадность. Да! Она всегда хотела выпустить это страшное создание, которое мстило всему свету за всю несправедливость, что случилась с заморенной девчонкой. Это невозможно было простить, все это равнодушие, всю эту неоправданность. Так пусть все белые лебеди и чайки сделаются черными фрегатами!

Салли задыхалась от своей ненависти, последнее время ее часто тошнило, буквально выворачивало от нервов, а потом проходило. И по телу растекалось невероятное самодовольство — вот она, чудовище. Но что еще они хотели получить, в конце концов? Что ждал Бенджамин, когда она убила в первый раз? Она устала ждать, ей не хватило времени, чтобы вытерпеть все унижения и сохранить жалкую толику любви к этому прогнившему миру.

На аванпосте ее стали побаиваться, видимо, записи посмотрели те, кто не присутствовал лично. Хотелось бы оценить себя со стороны, глянуть, сколько шокированных цивилизованных законопослушных граждан охает и ахает. На этой циничной мысли Салли поймала себя, когда призналась внутренне: внушать страх — это невероятная роскошь. Пусть даже и в таких ничтожных сомнительных масштабах. Падать дальше некуда, значит, все дозволено. И единственная цель — просто избегать пыток, а с Ваасом, который выплескивал весь свой гнев на ракьят, это оказывалось не так уж сложно. Сделаться частью его неистовой ярости, раствориться в нем предельным пониманием причин этой мести людям. Ведь порой делают настолько больно, что последний путь — саморазрушение, который несет бешеной вагонеткой в губительные недра. И виды вокруг приносят увлекательные впечатления, если не задумываться о конце рельсов, где пропасть, подземное озеро.

А Бенджамин… При мысли о нем на глаза наворачивались едкие слезы, но их иссушало бешенство. Девушка практически ждала, когда снова ее позовут исполнять приговор. Палач — вот, кем ее сделал главарь. Он добился своего — теперь между ней и Беном пролегла огненная пропасть.

Но, несмотря на казни и иные устрашения, джунгли в лице дикарей наступали, съедали аванпост за аванпостом. «Берег Хуберта» держался, однако на днях едва не сломался. Ракьят неслись, как на крыльях, гибли, но словно Цитра волей древних духов оживляла павших, чтобы вновь они бросались в атаку. Уже каждый день всюду трещали выстрелы, резкими хлопками доносились разрывы гранат.

Салли заставляла себя делаться злее и злее, она верила, что с ледорубом сумеет защититься, а о помощи со стороны племени и думать не стоило, она для них сделалась таким же врагом, как все пираты. Злоба помогала справиться со страхом, как у крысы.

Девушка ненавидела себя, раньше жалела, а теперь именно ненавидела. И не понимала, как Ваас мог столько времени существовать с этим истекающим лавой вулканом вместо сердца. Хойт вот убивал ради смеха и устрашения, не делая особо различия между вещами и людьми. А Ваас… Он все воспринимал серьезнее, для него почти каждая жертва являлась новым счетом в войне с самим собой. Он веселился, так могло показаться со стороны. Лишь до тех пор, пока Салли не встала сама в этом темный ряд бессмысленно проливших человеческую кровь. За этой чертой не оставалось привычных для всех определений веселья и печали, все смешивалось в один ком ненависти, все искажало свои смыслы. И давняя любовь, и прежние страхи.