По течению

— Нора. Нора… Какие же вы все тупые ***! Изображаешь из себя рыцаря? Но нет. Нет-нет, не уловил?.. Но ты купил ее! Хе-хе, купил, как грязную ***! Могу поспорить, что не используешь по назначению, но это только пока, зря теряешься. *** что надо. Не-не! Ты изображаешь из себя рыцаря, ок. Но купил ее. Достаточно малого… Скоро поймешь. Достаточно шага. Вдобавок ты сделал себя уязвимым. Легко мы делаем себя уязвимыми, не находишь, докторишка? Как там это называется? Благородство? Светлые чувства… Ну и прочая ***, — его восклицания совпадали с очередным движением в ране. — Давай, давай, ***, полюби кого-нибудь, полюби всем сердцем! Чтобы он от всей души всадил тебе нож в это *** сердце! От самой чистой, ***, души! ***! —, но он задыхался, вертя головой, щелкая зубами, нервно посмеиваясь: — Я тебя точно ***, если еще раз так посмотришь на меня! Я царь и бог этого острова.

— Я ее купил. Это моя собственность. И никак я не смотрю. Делаю все возможное. У вас здесь ни*** нет, я не волшебник. Разумеется, всех спасти не могу, тем более безболезненно, — намеренно сосредоточившись на деле, не думая о потоке слов, отвечал угрюмо и сдержанно собеседник.

Бен действительно не мог понять, как схватить проклятый осколок, чтобы он не нанес еще больше вреда, поэтому личность доктора словно разделилась. Разум и моральные убеждения отвечали по возможности главарю. Рассудок и знания по профессии, сопровождаемые зрением и прочими органами чувств, сосредоточенно изучали рану, края которой уже припухли красноватыми складками, ярко выделявшимися даже на смуглой бронзовой коже, а из «жерла» этого вулкана неприятно беспрестанно сочилась кровь, ограничивая во времени на размышления. Разуму и гадким мыслишкам очень хотелось невзначай задеть сухожилие, чтобы правая рука главаря вообще потеряла подвижность навсегда. Или повредить крупный сосуд, чтобы главарь вырубился на пару дней от кровопотери. Но клятва заставляла делать все по инструкции. Зато привязать главаря хотелось очень сильно, и уж точно рот ему заткнуть чем-нибудь, но вот на это хирург не имел власти, только умоляюще поглядывая на Алвина, намекая, что если безумный главарь продолжит в том же духе вскакивать и всячески мешать, то ничем хорошим это не закончится. Вааса-то и так с трудом уговорили, словно он не привык к таким ранениям. Он все беспрестанно бормотал:

— Завались, ты отвратительно не умеешь лгать. Мне везет на тупых, это даже лучше. Запомни, ***, одна твоя попытка сбежать или прикончить с помощью своих штучек кого-то из нас — она, это твоя Нора, конфискуется у тебя и становится… хе-хе… Общим достоянием.

«Я молчал. Но в голове пронеслись все возможные ругательства, адресованные, разумеется, ему. Чтоб ему никогда не рождаться! А он все смеялся», — совершенно некстати застучал в голове невидимый блогер, от присутствия которого уже тоже тошнило. Казалось, именно он мешал строить планы побега, все только красивые слова измышляя.

— Собственность… ***! — усмехнулся Ваас, глядя куда-то на ассистента. —Давай, рыцарь, придумай, как это оправдать. Все так начинали. Потом разбирались, каждый ***ый раз, разбирались, что к чему. Но ты доходишь до безумия, пытаясь доказать мне свою нормальность. Исключительность. Но… ***! Я уже говорил, что ты… Ладно… Ладно… Я успокоюсь… Я спокоен!

— Ты спокоен, — твердо проговорил доктор, наконец, доставая кусок металла.

— Да, я очень спокоен, — выдохнул главарь, кажется, и правда, успокаиваясь, но издевательски сверкал глазами, кривя пересохшие губы в усмешке превосходства. — Так, значит, докторишка. Не беси меня, понял? Мы без тебя обходились и еще обойдемся при случае.

— Спасибо-пожалуйста, — пробормотал док, рассматривая осколок, убеждаясь, что сделал все правильно. И от этого удалось даже мысленно похвалить себя: как он верно определил, рана оказалась неглубокой. Если бы не кровь, которая мешала ее нормально рассмотреть, и не главарь, который будто самоцель поставил — «сделать себе хуже» — то все удалось бы завершить намного быстрее.

Ваас отхлебнул еще спирта и, казалось, задремал на пару минут, вырубился, все-таки доказывая, что он — человек, а не демон-хаос, и как у каждого, у него тоже существовал предел сил. Бен обрадовался, что при наложении повязки ему никто не будет мешать бессмысленной болтовней, на которую он не менее бессмысленно отвечал. А для себя решил, что в тот день со всем усердием помог главарю только ради Алвина, который милосердно притащил обратно Нору. Но она, кажется, была о произошедшем совсем иного мнения.

Когда Гипу во второй половине дня удалось вернуться в свой сарайчик, чтобы немного отдохнуть, он с удивлением обнаружил, что Норы там нет, обернулся, испугавшись, что она снова сбежала, однако оказалось, что женщина вошла следом. Лицо ее выражало странный скептицизм. Обычно теплые глаза туманились отстраненностью и презрением, когда она негромко спросила с тяжким сарказмом:

— Значит, я собственность?