По теченью и против теченья… (Борис Слуцкий: жизнь и творчество)

Хотя Эренбург отправил свою статью в редакцию «Литературной газеты» в 1956 году, после того как уже прошел XX съезд, публикация оказалась довольно трудным делом. Как ни удивительно, помог случай. «Статья Эренбурга была напечатана только потому, — пишет известный исследователь творческого наследия Эренбурга Б. Фрезинский, — что его <Эренбурга> антагонист, главный редактор “Литературной газеты” Вс. Кочетов (знаковая фигура тогдашней литературной жизни) — одиозный своей оголтелой “идейностью” сталинист, находился в отпуске; но это не значит, что у заказавших статью “антикочетовцев” была возможность опубликовать ее не глядя… Цензурная правка, хотя и небольшая по объему, была существенной и четко характеризовала время»[175]. Убрали упоминание Мандельштама. Хотя полностью напечатали фразу Эренбурга: «Если бы меня спросили, чью музу вспоминаешь, читая стихи Слуцкого, я бы, не колеблясь, ответил — музу Некрасова», но добились от автора оговорки: «Я не хочу, конечно, сравнивать молодого поэта с одним из самых замечательных поэтов России». Убрали ремарку Эренбурга к строчкам Слуцкого о народе («Не льстить ему. Не ползать перед ним…») — «Он противопоставляет себя и отщепенцам и льстецам». Наконец, выкинули весь абзац, в котором автор возлагал большие надежды на возрождение русской литературы после смерти Сталина.

«Вернувшийся в Москву Кочетов, — пишет Б. Фрезинский, — крайне разозленный статьей Эренбурга, мог только вослед напечатать дезавуирующий ее материал. Так появился в “Литгазете” сочиненный профессионалами этого дела опус “На пользу или во вред? По поводу статьи И. Эренбурга”»[176]

. Опус подписали именем школьного учителя физики Н. Вербицкого, который выражал надежду, что, «возможно, Б. Слуцкий в будущем будет писать хорошие произведения».

Вот что писала Эренбургу по поводу этой публикации Ариадна Эфрон:

«Что за сукин сын, который написал свои соображения (свои ли?) по поводу Вашей статьи о Слуцком? Для простого преподавателя физики или химии, или Бог знает чего там еще он удивительно хорошо владеет всем нашим советским (не советским!) критическим оружием, т. е. подтасовками, извращениями чужих мыслей, искажением цитат, намеками, ложными выводами и выпадами. Кто стоит за его спиной?

А все-таки хорошо! Не удивляйтесь такому выводу — мне думается, хорошо то, что истинные авторы подобных статей уже не смеют ставить под ними свои имена, ибо царству их приходит конец. Они прячутся по темным углам и занимаются подстрекательством, но оружие, которым они так мастерски владели, уже выбито из их рук. И вот они пытаются всучить его разным так называемым “простым” людям, той категории их, которой каждый из нас имеет право сказать: “сапожник, не суди превыше сапога”»[177].

В январе 1957 года Слуцкого приняли в Союз писателей.

Прошло всего полгода после статьи Эренбурга. У Слуцкого еще не вышла первая книжка стихов, появились стихи в «Литературке» и первые подборки стихов в «толстых» журналах, а уже вокруг поэта разгорелись критические баталии. Слуцкого признали и оценили поэты старшего поколения: Николай Асеев, Михаил Светлов, Павел Антокольский. Михаил Светлов еще в 1954 году на обсуждении стихов Слуцкого в секции поэзии сказал: «По-моему, нам всем ясно, что пришел поэт лучше нас». Но ясно это было далеко не всем. «Даже среди тех, кто, в общем, доброжелательно отнесся к стихам Слуцкого, — вспоминает Л. Лазарев, — было немало людей, воспринявших слова Светлова как опрометчивое, непозволительное преувеличение, а уж противники были вне себя от негодования»[178].

На бюро секции поэзии вопрос о приеме Слуцкого в члены Союза писателей казался заранее решенным: Слуцкого рекомендовали три известных поэта старшего поколения: Николай Асеев, Степан Щипачев и Павел Антокольский. (С Павлом Антокольским Бориса Слуцкого связывали давние теплые отношения. Павел Григорьевич в 1939 году «восхвалил» стихи Слуцкого и дал ему рекомендацию в Литинститут. В стихотворении «Претензия к Антокольскому», написанному к 80-летию поэта в 1976 году, Слуцкий писал об этом: «Если б сразу меня он отвадил, // отпугнул бы меня, наорал, // я б сейчас не долбил, словно дятел, // рифму к рифме бы не подбирал. С безответственной добротою, // и злодейским желаньем помочь, // оделил он меня высотою, // ледяною и черной, как ночь». Борис Слуцкий отсылает знающего читателя к блоковскому стихотворению «К Музе»: «…Я хотел, чтоб мы были врагами, // Так за что подарила мне ты // Луг с цветами и твердь со звездами — // Все проклятье твоей красоты?»)

Их рекомендации были написаны с учетом возможных нападок на гражданскую позицию Слуцкого и предложения отложить прием до выхода книги.

Николай Асеев: «С хорошим чувством рекомендую в члены ССП Б. Слуцкого. Поэт Борис Слуцкий известен мне как талантливый человек с чистым сердцем и ясным взглядом на жизнь. Знаю его с литинститутских времен и после, когда он после фронтовой страды остался тем же строгим коммунистом и верным своей юношеской честности товарищем».