-Ну, он же тоже из помидор делается, а на вкус как что-то неестественное.
Стасик пожал плечами:
-Раньше тебе было все равно. Скажи Ольге, она сделает тебе с помидорами.
-Ольге?
-Повару.
-А что, не мама готовит? – прикусил язык, но поздно, Стасик внимательно смотрел в его глаза.
-Нет, она занята, ей не до готовки.
Опять неловкая тишина, Миша смотрел на парня, похожего на него самого, в том, что это его сын сомнений не было. Высокий, темноволосый он унаследовал его нос и губы, выражение глаз, и, по-видимому, характер. Стасик не затронул сложную тему, лишь ободряюще улыбнулся.
-Хочешь, еще один разогрею?
-Хочу.
Порывшись в холодильнике, он радостно помахал Мише помидором. И нарезав, вложил его в бутерброд.
-От кетчупа, конечно, я не избавлюсь, но помидорчик свежий.
И подумав, положил и себе в бутерброд.
-Спасибо, - жуя его Миша ощущал себя скверно, сын не смотрел на него и не заговаривал, - прости меня.
Стасик посмотрел на отца, долгим и спокойным взглядом, более присущим мужчине, нежели мальчику, и взгляд этот пробрал Мишу до костей.
-За что, пап? Ты не виноват что забыл нас, никто не виноват – и положив руку на ладонь отца ушел, оставив его в одиночестве.
«Забыл нас». Эти слова еще долго терзали его, повторяясь вновь и вновь, как заевший диск. Он их отец, и он забыл их.
Встала Марина, пришла домработница, Тоха пошел в садик. Они все жили своей жизнью, у них были дела и заботы, у него же была лишь щемящая душу пустота. Огромным камнем лежавшая на сердце.
Дни шли, сменяя друг друга, постепенно он приспосабливался жить рядом с людьми, считавшими его частью своей семьи. Но недели не помогали ему свыкнуться, не помогали полюбить тех, кто год ждал его возвращения. Полюбить ребенка, нарисовавшего целую кучу картинок, где папа возвращается домой; мальчика, нуждающегося в отце, совсем юного, но уже мужчину; и женщину, что находилась рядом с ним, двадцать лет брака и целый год в больнице. То, что связывало их эти долгие годы, осталось в той жизни, до комы. Теперь же он просыпался рядом с женщиной, чужой и далекой как та жизнь, которой он жил до аварии.
Марина хотела измениться, хотела стать той, что нужна ему. Говорят, что когда люди уходят из нашей жизни, мы храним лишь радостные воспоминания о них. Он не ушел, не умер, он все еще рядом. Но вспоминая их жизнь, она видела лишь ссоры и обиды, ей казалось, что он придерается, сейчас же она посмотрела на себя со стороны. «Сколько времени я провела со своими детьми? Нужно было больше. Какой у Стасика любимый цвет? У него есть девочка? Я совсем ничего не знаю о них. Я плохая мать». Миша не видел ее слез, не знал и не понимал ее чувств. Он не спрашивал ее ни о чем, она не рассказывала. В тайне Миша надеялся, что рано или поздно она найдет кого-нибудь, кто полюбит ее.
Однажды вечером, когда Марина уложила младшего спать, они сидели на кухне, вдвоем, в тишине нарушаемой лишь звуком работающего холодильника.
-Расскажи мне о нас, - попросил Миша, держа в руке чашку чая.
Марина долго молчала, изучая его лицо, прежде чем ответить.
-Что ты хочешь знать?
-Все.
-Мы встретились давно, очень давно, в клубе. Ты долго ухаживал за мной, и мы поженились. Через пять лет родился Стасик, потом так получилось, что я забеременела, мы не планировали второго, но, - она улыбнулась, какой-то отстраненной улыбкой - и родился Антон.
-А мы?
-Что мы?
-Я любил тебя? – он, наконец, задал вопрос, мучавший его так долго.
-Не знаю, - прошептала она, выдохнув, - не знаю.
-А ты?
-Я? Любила ли я тебя? Да, наверное. Наверное любила.
-Любила, - Миша смотрел на женщину, сидевшую напротив, понимая, что нет, она не любила его – а сейчас?
-Миш, мы прожили в браке двадцать лет!
-Значит привычка, и дети. Да?
-Что ты хочешь, что бы я ответила? Что? Нам было хорошо вместе, была семья, дети.
-Прости меня.
-Нет.
Такой ответ озадачил его. Не зная, что сказать он допил остывший чай, и поднялся. В этом доме убирала домработница, готовила повар, с Антоном была няня, зачем он вообще женился, если все что должна делать жена, делают другие люди? Он помыл чашку, и поставил ее на место.
-Зачем ты это делаешь? – спросила Марина, так и продолжая смотреть в окно.
-Что делаю?
-Это .
Он не дал ей договорить, злость на себя выплеснулась раньше, чем ему удалось погасить ее:
-Живу? Ты это хотела спросить? Зачем я живу?
-Нет – прошептала она.
-Я лягу в зале.
-А дети?
-Скажешь, что я заснул, и ты не хотела меня будить.