«Да ведь это пыжи! — разобрался, наконец, Малинка. — Хотя настоящий охотник и не позволит себе делать пыжи из газеты, порох отсыреть может, но это — пыжи. Пыжи из стреляных гильз. Получается, что Сашка не только каменьями орудовал! Он стрелял в Лазарева! Вот почему он говорил о разряженных патронах. Он не на глазок увидел, что они разряжены. Попов стрелял. И не додумайся Лазарев разрядить их, трагедия завершилась бы не на осыпи, а здесь. Да-а, ну и фрукт же ты, Сашка Попов!»
В душе Малинка должен был признаться себе, что все-таки надеялся найти здесь хоть какое-то оправдание действиям Попова. Инспектор думал: «Возможно, Лазарев в чем-то не так повел себя, был груб в своих справедливых требованиях, оскорблял Сашку, вызвав приступ лютой злобы. Но вот факты. Лазарев предвидит бурную реакцию Попова — он разряжает его ружье, а свое прячет.
Подожди, подожди, Малинка, — остановил себя старший лейтенант. — Так ведь и на скалу Трофим залез, чтоб в безопасности уговаривать друга. Он, пожалуй, до конца надеялся, что тот хоть и подлец, но не убийца. В последнее он наверняка не верил даже после стрельбы по себе! Ведь он знал: стрельба не причинит ему вреда. Но он бросает в реку алмаз. Бросает… Алмаз! Не похоже на Лазарева. Очень уж он предусмотрителен… Однако он ничего не говорит Сашке. Он бежит к осыпи. И там — случай? Случай или Сашкин камень лишает его жизни… Так, по крайней мере, кажется Попову. Вот тогда, словно очнувшись, Сашка решает бежать. Так велико было его желание убить Лазарева, что, увидев его поверженным, придавленным лиственницей, Попов принимает желаемое за действительность. Сашка не пытается помочь другу, даже не любопытствует, жив ли тот».
Размышляя, инспектор направился к осыпи. Двадцатиметровая корявая мертвая лиственница была очень тяжела даже на вид. На камнях, примерно у середины ствола, Малинка увидел запекшуюся кровь и снова сделал соскоб, потому что первый же дождь смоет следы. На крохах почвы у вывороченного корня инспектор приметил отпечатки сапог с подковками. Тут же, метрах в двух от выворотня, валялся здоровый камень. Он совсем не вписывался и рисунок осыпи, лежал поверх других камней. Если внимательно осмотреть любую каменную осыпь, то она предстанет перед взором не беспорядочным нагромождением свалившихся камней, а потоком. Но всякий поток подчиняется некоему единому движению. Случайностей бывает очень мало даже в каменной лавине. Общий рисунок осыпи инспектор отметил, еще только подходя к ней. Это сделалось как-то интуитивно. Меж сопок, среди которых прошла большая часть жизни Малинки, в каменистых распадках и ключах осыпей полно. По ним часто проходят звериные тропы. И даже следы можно увидеть, если присмотреться как следует охотничьим взглядом. А у Малинки был взгляд охотника, хотя последние годы он не брал в руки ружья.
Этот лежавший поверх других гладкий камень Малинка отнес в избушку. Ведь на камне должны были остаться отпечатки Сашкиных рук.
Идя к избушке от осыпи прямым путем, инспектор сделал еще одно маленькое открытие. Две молодые елки, росшие неподалеку от дома, были ошкурены. Около них виднелись следы лазаревских сапог с подковками. До схватки с Поповым или уже раненный сдирал кору Лазарев, и для чего — оставалось пока неясным.
В плане, который они составляли с Поповым, указывалось, что в дальнем по течению реки углу долины находился завал. Из его сухих стволов Сашка и смастерил плот. Около завала инспектор заметил четкий, повторяющийся, похожий на змеиный след. Осматривая его, Малинка втихомолку ругал себя. Он не спросил у Сашки, чем тот вязал плот, и проглядел, где же лежала бухта тонкого троса в избушке.
«Похоже, я слишком доверяюсь плану, — с недовольством отметил про себя Малинка. — Это неверно. Что-то, и наверняка важное, лежит вне его. А я ничего особо существенного пока не обнаружил. Не следует торопиться».
Малинка сел на чурбан у кострища и задумался. Все, что видел, подтверждало рассказ Попова и значительно дополняло его. Но в долине у избушки Лазарева не оказалось. Уж одно это хорошо. Значит, он жив, мог идти.
Срезанные с комля елей кородерины говорили и о другом: идти Лазареву трудно, и он передвигается на четвереньках. Инспектор додумался до этого как бы невзначай. Логика подсказала.
Черт знает что! Эти «неразлучники» задали такую задачку, что впору было покачать головой.
— Да, и только! — сказал вслух инспектор.
Действительно, один друг признается в краже алмаза и покушении на жизнь, второй бросает алмаз в реку. Статьи-то разные: одна — до общественного порицания, другая — до восьми лет. Что и говорить, «дистанция огромного размера». С одной стороны — надо, надо идти за Лазаревым, спасать теперь и второго дружка. Но что-то не давало покоя Малинке, держало. Ощущение можно было бы назвать чувством неудовлетворенности. Факты, наблюдения не замкнулись в цепь.
Он не мог уйти отсюда, не разгадав какой-то загадки. И не уходил.