По ту сторону ночи

Я колеблюсь. Почему бы в самом деле не послать Николая в разведку? Он ловок, если выберется, как-нибудь вытянет и нас с Эрной. Тогда скоро будем в палатке. Горящая печка, ужин, крепкий чай, отдых! Ни рискованного спуска, ни леденящей ночи на берегу! А вдруг сорвется? Верная смерть! Невозможно!

— Нет, Николай, — говорю я решительно. — Одного тебя я не пущу. Давайте спускаться. Мы теряем дорогое время. Скоро совсем стемнеет!

Николай настаивает:

— Если вы не надеетесь на меня, пустите нас вдвоем с Эрной!

— Правда, — поддерживает Эрна, — уж очень обидно, лезли, лезли, и все впустую!

Они клятвенно обещают не рисковать, и в конце концов я сдаюсь и соглашаюсь подождать их здесь.

Через несколько минут они скрываются из виду и я остаюсь один. Ширина расселины не больше метра. Моя спина упирается в одну стенку, ноги — в другую. Под правым локтем широкая трещина; рука лежит в ней, как в нише. Камни уже остыли, но пока еще тепло. Сюда не проникает ветер. Некоторое время слышны шорох и приглушенные голоса:

— Ставь ногу сюда!

— Подожди, я сейчас закреплюсь!

— Теперь давай руку!

— Не тяни так сильно!

Затем голоса стихли.

Солнце коснулось моря, сплющилось и стало погружаться в воду. По небу побежали снопы золотых лучей.

Медленно тянется время. Наливаются усталостью мускулы. Вскоре поза, казавшаяся вначале удобной, становится мучительной. Я все чаще меняю положение. Бездна, над которой я повис, притягивает быстро тяжелеющее тело. Со скрипом стискивая зубы, пытаюсь унять дрожь в коленях.

Почти прямо надо мной кружатся потревоженные чайки. Где-то близко их гнезда. Они пронзительно кричат и со свистом проносятся мимо, почти цепляясь за меня крыльями. Я чувствую, что могу сорваться в пропасть от их прикосновения и даже крика. Чтобы успокоиться, крепко зажмуриваю глаза и еще плотнее прижималось к камню. Это помогает. Сотрясавший все тело озноб постепенно унимается. Чайки замолкают и рассаживаются по гнезда®. Я открываю глаза и, стараясь не смотреть вниз, терпеливо жду. Иногда мне кажется, что слышны голоса. Тогда я зову: «Эрна, Николай!» — и убеждаюсь в ошибке.

Вдруг раздается гулкий стук скачущих по желобу камней. Я в страхе замираю. Достаточно одному из них задеть меня — и конец! Чтобы защитить голову, подгибаю ее под локоть и, слившись со скалой, жду удара. Несколько небольших камешков проносятся мимо. Один из них сильно бьет меня в плечо.

— Эрна, Николай! Эрна, Николай!

— Иде-ем!

«Боже мой, что же произошло? Неужели они так и не выбрались наверх? Впрочем, конечно, нет, раз спускаются! Притом оба! Ах, как жалко потерянного времени! Проклятие! Теперь не избежать спуска в темноте!»

Через несколько минут мы все втроем опять повисаем между небом и землей. Солнце уже погрузилось в море. Скалы посерели. Николай трясущимися руками зажигает папиросу и судорожно втягивает дым. Эрна немногословно рассказывает об их попытке.

Они почти выбрались наверх. До деревьев над обрывом оставалось не больше двадцати метров. Но над ними поднималась почти отвесная гранитная стена. Николаю все же показалось, что, цепляясь за неровности скалы, можно выползти из ложбины и вкось взобраться к краю обрыва. С помощью Эрны он кое-как влез на узкую гранитную ступеньку и лег на ней, чтобы отдышаться. В этот момент он нечаянно взглянул вниз и вдруг осознал страшную глубину разверзшейся под ним пропасти. Это чуть его не погубило. Ужас лишил парня последних сил. Головокружительная трехсотметровая бездна тянула его, как магнит. Вероятно, он сорвался бы с покатого карниза, если бы в ту же минуту его не стошнило. Неожиданная нервная разрядка оказалась спасением.

Минут десять после этого Николай лежал, не решаясь двинуться. Лишь после долгих уговоров, едва не столкнув Эрну, он смог сползти обратно в ложбину. Именно тогда они и задели непрочный камень, который полетел ко мне, дробясь о скалы…

Томительное напряжение внезапно сменяется во мне мрачным злорадством: «Не послушались меня, теперь расплачивайтесь».

В эту минуту я почти забываю о том, что расплачиваться придется и мне. Николай и Эрна чувствуют мое настроение. От их самоуверенности не осталось и следа.

Зато ответственность опять ложится на мои плечи. Что же делать дальше? Скоро настанет ночь, а в темноте о спуске даже и думать страшно. Но иного выхода нет. Тут мы не провисим и часу. Нужно двигаться, пока можно, пока позволяют быстро сгущающиеся сумерки…

Отбросив папиросы, мы молча начинаем спускаться. На этот раз, как в кинокартине, которую смотришь с конца, все повторяется в обратном порядке. Первым на животе сползаю я, за мной Эрна, за ней Николай…

Нестерпимо медленно, шаг за шагом мы движемся вниз. К счастью, от промоины некуда отклониться. Она сама направляет наш путь. В наиболее опасных местах — на крутых перепадах и скользких гранитных скатах — Николай или Эрна, укрепившись на месте, держат меня за руку, а я осторожно соскальзываю, нащупываю ногами точку опоры. Когда длины рук не хватает, я держусь за рукоятку молотка или ремень Николая. Утвердившись на новой, невидимой в темноте опоре, я поддерживаю сползающую на меня Эрну.