По ту сторону ночи

«…Яз другим кочем прошел в Анюй и с Анюя хотел передти весною за камень на Анандырь реку. И пришед в Анюй рыбного корму в реке и в озерах не добыли и пошел на Анандырь реку за 4 недели до Филипова заговенья (т. е. 27 ноября [2]) с служилым человеком с Гришкою Батовым, а тово яз Гришку взял с Яны на Анандырь реку для государева таможенного письма да с служилыми же людьми Гаранькою Максимовым, с Гришкою Черным, с Мишкою Шанаурой, да промышленными людьми с Сенькою Которой, а у него были два покрученика, да с Харькою Никифоровым Усольцом. Да со мною ж шел гостя Василья Шорина лавошной ево посиделец Алешка Сидоров с торгом хозяйским животом и с посыльным товаром торгового человека Любима Казанца, а с ним было 4 человека. Да мы же наняли в вожи на Анюе реке перевести с Анюя на Анандырь реку через Камень промышленного человека Завьяла Иванова Пинеженина. И тот Завьялко, куды подымаютца с Анюя на Камень на хребет и на Анандырь реку, итти не узнал. И, ходя и по Анюйским вершинам по Каменю, опять вышли о Николине дни осеннего (19 декабря) на Анюй же реку и оголодали, и воротились к зимовьям, а пошли служилые люди Герасим Максимов, да Мишка Щанаура, да промышленный человек Харьна Никифоров, Завьялко Иванов, что нанялся было в вожи, покиня свое борошнишко в розных местах. Да Шорина лавошной посиделец Алексей Сидоров пошел наперед тех людей сам четверта, покиня хозяйские и посыльные товары Любима Казанца торгового человека в ровных местах. И он, Алешка, вышел до зимовья с великою нужою и голодою с служилые люди Герасимко, и Мишка Шанаура, и Харька Никифоров, и Завьялко, и те все померли с голоду в розных местех. А яв да служилой человек Гришка Батов с Николина дни осеннего да по мясное заговенно (воскресенье 25 февраля) одною сосною в розных местах живучи, с великую нужею прожили. А что было какова рухлядишка и заводу на анадырскую реку, и то вое розметано было в розных же местех и роспрапало все без остатку.

И только бы не пришел тот же Алексей Шорина на мясное заговенье от зимовей в запасенном к веже, где выходит твоя, государева, казна рыбей моржевой зуб кость, и нам было и достальным помереть, и так собрал нас замертва, волоча на нартах чуть живых…»

Таким образом, злосчастные путешественники потеряли за три месяца страшных бедствий одиннадцать человек. Отправившись в поход в слишком позднее время года, когда реки и озера уже покрылись толстым покровом льда и снега, они совершили непоправимую ошибку, и их гибель была неизбежна. Отсутствие рыбы вызвало голод, торосы на реке отнимали быстро гаснущие силы, жестокие метели со стужей надолго останавливали истощенных людей. В результате Петр Афанасьев и его спутники добрались только до перевала на Анадырь (т. е. до Камня), откуда и повернули обратно — навстречу смерти. Трое уцелевших из четырнадцати! Героическая и горькая судьба!

— Если этот крест служил памятником, а не надгробьем, — прервал молчание Саша, — он скорее всего был поставлен либо самим Стадухиным, либо Маторой — словом, первыми землепроходцами.

— В таком случае ему уже триста лет! — воскликнул Петя.

— Ну что ж, очень похоже на это. Дерево настолько истлело, что превратилось в сплошную труху. Кроме того, крест имеет старую форму, которая после царя Алексея Михайловича и патриарха Никона сохранилась лишь у старообрядцев; это также говорит о большой его древности.

Мы бросаем последний взгляд на поверженный временем крест, который поставили для будущих поколений мужественные люди старой Руси. Пробираясь по этому суровому, а подчас скорбному пути к границам земли, они и не подозревали, что совершают великие географические открытия. А между тем их отвага и непреклонное стремление вперед расширили тогдашний мир до пределов совершенно непостижимых уму современных им европейских географов. Узнав у себя в Париже или Лейпциге о новых открытиях на востоке Азии, они рисовали реку «Анадыр» и «Чукотскую землю» так близко от Москвы, что на их картах вовсе не оставалось места для необъятных просторов Сибири!

Через несколько минут Бонапарт завел мотор, и Саша медленно направил наши лодки вдоль обрыва. Одинокая скала еще долго виднелась на горизонте символом стойкости человеческого духа.

Быстрина. Глава 11

Прошло еще три дня; во вторник 7 июля мы достигли устья Мангазейки, к которой так стремились после Ташепы. За неделю пути от Пятистенного пройдено около ста семидесяти километров. Следующий этап — устье Ангарки, до которого остается немногим более ста километров.

Мангазейка впадает в Анюй широким спокойным потоком. Справа и слева от устья поднимаются пологие, густо заросшие лесом холмы высотой до ста — ста пятидесяти метров. Против устья целая серия живописнейших островов; за ними часто слышится звонкое гоготанье гусиных стай.

Несколько выше Мангазейки, в узком проливе между островами, мы встретились с приключением, едва не принесшим мне тяжелое увечье.