– Удачи.
– Где Кулен? – спросил Слваста. – Его тоже арестовали?
– Нет. Он здесь, снаружи здания, под пологом. Мы решили, что у меня больше шансов попасть к тебе.
– И правильно решили. Теперь послушай: он должен найти нам кэб. Есть какой-нибудь знакомый возница, которого можно попросить о помощи?
– Наверное. Кулен знает много людей.
– Хорошо. Теперь иди и скажи ему, надо быстро найти повозку. И еще скажи, я через пятнадцать минут жду его на углу аллеи Эньюи и площади Коноут.
– Ладно. А ты что будешь делать?
Он показал на свою грязную форму.
– Приведу себя в порядок.
В конечном итоге все вышло намного проще, чем ожидал Слваста. Окутанный мягким пологом кэб, которым управлял Кулен, остановился возле шерифского участка на улице Ганузи – сугубо утилитарного четырехэтажного здания с тремя подземными этажами, где располагались камеры. Стоящий в глубине, поодаль от дороги дом из темного кирпича имел узкие зарешеченные окна. Шерифы внутри поддерживали постоянную завесу полога, что добавляло к неприветливому облику здания атмосферу запретного места.
Снаружи участок охраняли пять шерифов, которые пристально наблюдали за подъехавшим кэбом Слвасты. Офицер не стал выходить, просто высунул руку из окошка и помахал.
Один из шерифов подошел к нему.
– Что тебе надо, ради Уракуса?
Слваста наклонился вперед, позволяя бледному свету уличных фонарей упасть на его мундир майора Меорского полка. Они с Арнисом несколько отличались размерами, но для сегодняшнего вечера мундир сидел на нем вполне нормально, с учетом скудного освещения и небольшого умышленного полога. Шериф даже не мог заметить, что офицер однорукий – это однозначно указало бы на Слвасту.
– Скажи начальнику участка, я хочу его видеть.
– Э-э… сэр?
– Ты слышал. Давай его сюда немедленно.
– Но…
– Быстро!
Шериф не пытался спорить. Не сегодня. Он поспешил в участок.
Через несколько минут вышел начальник участка.
«Он нам не слишком рад», – телепнул Кулен Слвасте.
– В чем дело? – потребовал ответа главный шериф.
Это был длинный скверный день, и он еще далеко не окончился. Шериф явно не хотел дополнительных осложнений.
Слваста так и не вышел из кэба. Он поднял экземпляр приказа о приостановлении на уровень глаз.
– Вы знакомы с этим приказом и полномочиями, которые он мне дает?
Шериф едва пробежал глазами первые несколько строк.
– Да.
– Хорошо. Среди ваших заключенных есть некто Хавьер. Здоровяк, арестованный на бульваре Уолтона около пяти часов. Я забираю его под свою ответственность.
– Вы не можете этого сделать. Судья уже приговорил его. Мы собираемся отправить целую кучу бунтовщиков в Падруи.
Слваста заставил свой голос звучать с характерными интонациями. Так говорили многие офицеры Объединенного совета, демонстрируя принадлежность к высшему обществу.
– Мне лучше знать, что я могу. Мой дядя считает его одним из вождей мятежа. Его следует допросить с пристрастием.
– Ваш дядя? – В голос начальника участка закралась неуверенность.
– Тревин. Полагаю, это имя вам знакомо?
– Да, сэр.
– Отлично.
Слваста подождал, пока начальник участка не развернулся к зданию.
– И еще… шериф!
– Слушаю, сэр?
– Ничего этого не было. Вы меня понимаете?
– Вполне.
Две минуты спустя пара шерифов выволокла Хавьера из участка. Кулен спрыгнул с козел и открыл дверь кэба. Они втроем бросили здоровяка на пол у ног Слвасты.
Только когда участок остался далеко позади, Слваста с недоверием выдохнул:
– Грязная Джу! У нас получилось. Проклятье, мы сумели это сделать.
– Ты был великолепен, – отозвался Кулен. – У тебя, наверное, яйца размером с дыню.
– Ничего себе похвала. Спасибо.
– Как он там?
Экстравзгляд Слвасты ощупал Хавьера. Множество синяков. Оба глаза заплыли. Тело его покрывали ссадины и порезы, кровь из которых засохла коркой, сильно испачкав кожу и одежду. Несколько ребер были сломаны, а одно колено выбито, оно ужасно распухло.
– Живой.
Подвал находился глубоко под землей и был старым – лабиринт коридоров и маленьких камер, чьи первоначальные каменные стены во многих местах кое-как достроили кирпичами, раствор между которыми уже крошился. Пятна сине-зеленых водорослей виднелись там, где из трещин сочилась вода, а шипастые друзы небольших сталактитов выступали из сводов потолка, словно окаменевшие грибы. Холодный спертый воздух пропитался горечью невозможности бежать отсюда; стоило только вдохнуть его – и любой, кого сюда привезли, лишался всякой надежды.