Читаем По тылам врага полностью

Около двадцати одного часа, построив своих разведчиков неподалеку от катера, Морозов доложил командиру, что группа готова к выполнению боевого задания. В строю плечом к плечу стояли ветераны отряда, прошедшие большую школу еще под Севастополем, — помощник командира группы старшина 2-й статьи Пушкарев, приземистый крепыш, известный в отряде тем, что в одной из операций, получив задание тихо снять часового, он так стукнул гитлеровца кулаком по каске, что тот, оглушенный, не пикнув, кулем свалился на землю и пришел в себя, лишь оказавшись уже за нашей передовой линией; высокий худощавый старшина 2-й статьи Нестеренко, весельчак и балагур; сержант Зыков и молодые разведчики — матросы Мешакин, Дженчулашвили, Несмиянов, для которых эта операция была фактически первым боевым крещением. Каждый в неизменной бело-синей тельняшке, под фланелевкой или гимнастеркой. Кто с автоматом, а кто с винтовкой, с полными патронташами гранат на боку, с биноклем или фотоаппаратом.

— Все ясно?.. Вопросов нет?..

— Все ясно, товарищ батальонный комиссар!

— Значит, договорились, что, если обнаружат и будет нужда, наши артиллеристы поддержат. Я еще раз звонил им. Заверили, что не подведут...

— Есть... Дадим, как условились, две красные...

— Так до встречи...

Василий Степанович и Морозов крепко обнялись. Потом батальонный комиссар подошел к строю разведчиков, [83] а Саша стал прощаться с нами — командирами групп, пришедших проводить боевых друзей. Высокий, статный, с густой копной темных волос, сержант так обнимал каждого своими ручищами, что ребра похрустывали. Чувствовалось, что спортом он занимался не зря.

— Вот чертушка... Поберег бы силу для гитлеровцев...

— Ничего, мичман. И для них хватит...

...В двадцать один час «морской охотник» номер 66 отошел от пирса и, оставляя за кормой широкий пенный след, взял курс на Керчь.

В ту ночь мне что-то не спалось. Провалявшись часа два, я вышел на улицу. На завалинке дома, занятого под казарму личного состава, поблескивал яркий уголек горящей папиросы. Кто-то тоже коротал ночь на улице.

— Ты что это полуночничаешь, словно сыч? — встретил меня хрипловатый басок батальонного комиссара Коптелова, когда я подошел поближе. — Садись, если других дел нет. Посидим вместе. Хотел было заснуть, да духота — сладу нет...

Но я достаточно хорошо знал нашего командира, чтобы поверить в это. Беспокоясь за судьбу ушедших в операцию подчиненных, Василий Степанович наверняка и не подходил сегодня к постели.

— Благодать-то какая вокруг... Тишина, словно бы на земле и нет никакой войны, — снова заговорил Василий Степанович, угостив меня папиросой. — В такую ночь не фрицев выслеживать, а сидеть бы где-нибудь, спрятавшись от луны под деревом, с любимой. Эх!.. Где они сейчас, наши любимые?..

Коптелов поинтересовался, что писала мне жена в последнем письме о себе, о сыне и дочерях. Вспомнил он и о своей семье, с улыбкой рассказывая о различных проделках сына.

— Ну, хватит. Что-то мы с тобой расчувствовались, Федор, — вдруг переменив тон, закончил Василий Степанович. — Чтобы наши сыновья и дочери были счастливыми, так нам с тобой, как и каждому сейчас, больше о войне думать нужно. Вот расколошматим фашистов так, чтобы и духом их на нашей земле не пахло, тогда уже, если нас, как сегодня, бессонница одолевать станет, будем сидеть на завалинке да вспоминать о приятном. [84]

Вдали послышался глухой гул залпов тяжелой артиллерии. Минуту-другую мы сидели, прислушиваясь. Да, стреляли наши орудия... Неужели группа Морозова обнаружена и запросила помощи?.. Батальонный комиссар заспешил к дежурному радисту. Я пошел за ним. Действительно, наблюдательный пункт с косы Тузла передал, что в районе Керченского порта были замечены две красные ракеты. Как было условлено, наша тяжелая артиллерия с таманского берега открыла огонь по порту, чтобы отвлечь внимание противника от обнаруженных разведчиков.

Стрельба продолжалась довольно долго. Но помогло или не помогло это Морозову и его боевым товарищам, сказать было трудно.

Уже совсем рассвело, а в отряде еще не было никаких сведений о судьбе группы. И только около полудня с наблюдательного поста на косе сообщили, что туда еле живой добрался сержант Морозов.

— Он рассказывает, — передавали наблюдатели, — что на подходе к берегу шлюпка была обнаружена и обстреляна минно-артиллерийским огнем. Есть убитые и раненые. Группа укрылась на «Черноморце». Сам Морозов дважды ранен. Просит как можно скорее послать катер к транспорту. Но, — предупредили наблюдатели, — в проливе сейчас вражеские корабли. Барражируют гитлеровские истребители. Без боя до них не доберешься...

Да, пока светло, нечего и думать о том, чтобы подойти к «Черноморцу», хотя там и ждали нашей помощи. Оставалось только не терять надежду, что гитлеровцы не догадаются заглянуть на полузатопленный транспорт и укрывшиеся там разведчики переждут до наступления темноты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары