По велению Чингисхана

– Поверь, мне, как отцу, тоже очень жалко Чагатая. Жалко и досадно… Но тревога за судьбы множества людей, за будущее всего народа нашего в десять раз сильнее и подавляет мою родительскую жалость. Запомни и ты это на будущее. Бог вручил нам в руки столько народов не для того, чтоб мы распоряжались ими, как стадом баранов, руководствуясь лишь собственными прихотями, а для того, чтоб мы защищали их, устраивали их достойную жизнь. Для этого надо прежде всего себя усмирить, свой нрав и норов. Только после этого, принесения себя в жертву ради других, сможешь стать истинным Правителем.

– Но каково и ему знать, и людям видеть, что из всех нас лишь он один постоянно отодвигается в сторону, что ему ничего не доверяется? А нас и так мало… – печально сказал Джучи.

– Ну, хорошо… Я что-нибудь придумаю, найду для него дело…

И после этого разговора Чагатай был назначен главным толкователем Джасака, который после тщательного разбора и обсуждения вместе с Элий-Чусаем был окончательно утвержден Курултаем. Многое было высказано и услышано в пользу и правильности, и ошибочности этого назначения за прошедшие пять-шесть лет, но возникшая было напряженность в отношении Чагатая сразу же пошла на убыль. Хотя он и там натворил делов. Казнил по явному оговору одного выдающегося полководца – Курбана.

И вот самый вроде бы непроницаемый для всяких чувств, кроме самолюбия и нетерпимости, и холодный человек на самом деле оказался самым ранимым… Горе Чагатая, острейше переживавшего смерть брата, поразило всех. Несколько дней он был не в состоянии даже выйти из сурта, а когда все же появился по необходимости на людях, то его стало не узнать: похудел, будто постарел даже, глаза ввалились… Братья были и есть у него, но единственным другом во всем огромном Иле был у него Джучи – был… Но это он осознал, когда брата не стало.

Хан не решился послать его в таком состоянии в Ставку Джучи, и потому туда вместе со старыми тойонами отправился с особым делом Угэдэй. Он взял с собой отобранных людей, которые должны были помогать Батыю до тех пор, пока тот не почувствует себя уверенно на месте своего отца. Начальником Батыевых войск назначили Сюбетея. Мальчик еще слишком юн, а потому надо было вовремя отодвинуть в сторону тех, кто оспаривал первенство в его свите, отвлечь их на другие дела и заменить людьми, не имеющими никакого отношения к прежним порядкам, заново устраивать всю систему власти в улусе.

* * *

Весть о смерти Джучи поразила и взволновала всех до глубины души. Великих тойонов созвали в Ставку, чтоб сообщить горестную весть, и поручено это было Сюбетею:

– Друзья, соратники… Я вынужден сообщить вам о страшной беде, о горе, постигшем нас, весть о котором только что прибыла с запада, – начал он охрипшим голосом, единственным горящим глазом оглядывая всех, привычно выстроившихся в ровные ряды. – Наш Джучи… Мы не сумели удержать дорогого для всех нас человека… И теперь Джучи нет с нами… Он ушел от нас небесной дорогой – к Тэнгри…

Страшно было видеть, как горестно плакали эти суровые, порой жестокие даже люди, столько испытаний и горя видевшие на своем веку, столько смертей. Хан шагнул вперед, намереваясь сказать что-то очень важное, земля закачалась под его ногами, и хотя его вовремя поддержали, но так и не смог он вымолвить ни слова…

«Что значит – «теперь нет»?.. Как это Джучи может не быть? Если он был, то обязательно должен где-то остаться! Он есть, он непременно где-то существует, только глаза наши его не видят, полуслепые. Он только перешел в невидимую, для нас неведомую сторону. А мы начисто отрицаем все, что невидимо нашему зрению, говорим, что этого нет… да мало ли чего мы не видим! И в этом тоже выражается ограниченность несчастной человеческой натуры. Мы судим о мире лишь в пределах наших грубых чувств, ограничиваясь полем собственного зрения – и попробуй расскажи слепому от рождения, что такое утренняя заря, весенняя степь в тюльпанах, улыбка твоего сына-младенца… попробуй докажи нам, что мы слепы. Да, не все видимо, не все открыто нам. Потому и ошибаемся куда чаще, чем поступаем и думаем верно, а свои предположения и домыслы принимаем за будто бы существующее, реальное, неправильно толкуем даже простейшие обстоятельства… Нет, хоть сколько-нибудь умный человек не должен принимать слишком однозначные решения, всегда надо оставлять некий запас для непредвиденного развития событий, хотя бы по наитию предполагать о существовании многого невидимого вокруг нас, тоже влияющего на ход всех дел в мире…»

Как много передумал он за эту бессонную ночь, глядя в дымоход на горящие где-то в бездонной глубине небес звезды.