По велению сердца

— Вы — сила, с которой нужно считаться, — сказал Дункан. — Я понял это вчера вечером. Конечно, я всегда это знал. Знал с тех пор, как мы вместе плыли в Ирландию на том пакетботе.

И он поцеловал ее снова, но на сей раз она почувствовала желание, требовательное и могучее, как сама природа.

— Вы не предназначены к тому, чтобы грустить, — шепотом сказала она, оторвавшись от его губ.

— Вы делаете меня счастливым, — ответил он, целуя ее крепче.

Они были в спальне, неподалеку от комнаты Джо. Положение становилось опасным, и они заметили это одновременно. Напряжение росло.

— Хочу отвести вас в одно местечко, — сказал граф. — Там мы сможем посидеть вместе с глазу на глаз, но услышим Джо, если он проснется.

Некоторое время она рассматривала его — вернее, тонула в теплой карей глубине его глаз.

О, она пропала!

Разве не то же испытывала она с Финном? Была так же беспомощна, не в силах противостоять влечению, упрямо отвергая доводы рассудка?

И посмотрите, к чему это ее привело!

На сей раз все по-другому. На сей раз у нее есть опыт. На сей раз она будет сдержаннее — и сердцем, и телом. Нужно запереть на ключ свою истинную суть. Это будет очень практично.

— Идемте, — сказала она.

Граф улыбнулся Марше, и ее сердце ушло в пятки. Подхватив Маршу на руки, он понес ее к двойным стеклянным дверям напротив кровати. Распахнул их одной рукой, и они очутились на балконе. Птицы пели в кроне огромного дерева, которое загораживало их от праздных взглядов с улицы. Иначе они оказались бы на виду у любого, кому взбрело бы в голову зайти в сад на задах дома.

— Красиво, — сказала она, все еще в объятиях его сильных рук. — Вы уверены, что сюда никто не придет?

— Они все ушли, помните?

Осторожно поставив ее на ноги, он закрыл двери, точнее прикрыл, оставив изрядную щель.

С потолка балкона на шелковых канатах свисало необычное сиденье, сплетенное из бамбука, в форме огромного круга, открытого со всех сторон.

— Как интересно! — воскликнула она. — И красиво.

— Я привез его с Востока. — Граф откинул крышку ящика из тикового дерева и извлек изумрудно-зеленую подушку. — Сюда полагается вот это. — И он бросил подушку на сиденье. Подушка казалась такой уютной! Казалось, здесь хорошо отдыхать, глядя на дерево или в сад, или читать, или просто дремать. — Садитесь, испытайте!

Марша так и поступила. Чудесно — она могла болтать ногами в воздухе! А еще можно было медленно вращаться налево, направо.

— Оставайтесь там, — велел граф.

Она села прямо и тихонько засмеялась.

— Вы здесь со мной не поместитесь.

— Знаю. Но мне нравится смотреть на вас.

Марша покраснела.

— Почему?

— Вы сейчас просто загляденье. — Он встал прямо напротив Марши, глядя на нее сверху вниз. — Как жемчужина в открытой раковине.

— Вы так мило говорите. Благодарю. — Она лениво крутанулась на своем сиденье.

— Теперь, когда я буду здесь сидеть, я каждый раз буду вспоминать вас.

— Правда?

— Погодите-ка, я достану еще подушек.

Открыв ящик, он достал четыре большие подушки и горой подложил ей за спину. Теперь она сидела почти прямо, как королева на пуховом троне.

Он нагнулся, и Марша вытянула шею. Так они смогли поцеловаться, и этот поцелуй, казалось, должен был длиться вечно. Он обвел языком контур ее губ, и она приоткрыла рот ему навстречу. Их языки соприкоснулись, играя, изучая друг друга.

Рука графа нашла ее грудь под тканью платья, и Марша судорожно вздохнула, когда волна острого наслаждения растеклась по ее животу и ниже, в средоточие ее женственности. Она наклонилась вперед, желая быть ближе к источнику этого наслаждения. Граф встал на колени, и ей понравилось чувствовать, как его широкая грудь прижимается к ее груди. Наклонившись, он поцеловал ее в шею, потом его голова склонилась ниже.

Это было чистое наслаждение.

И оно стало ощутимее, когда она почувствовала на своей груди дуновение свежего воздуха, изысканнее, когда горячий язык обвел ее сосок и стал его посасывать.

— Дункан, — простонала она.

Инстинкт повелел ей протянуть руку в надежде погладить его напряженную плоть сквозь брюки. Но не смогла дотянуться.

Он тихо засмеялся, не отрываясь от ее губ.

— Несправедливо! — воскликнула она в отчаянии.

— А мне все равно. — Опрокинув Маршу на подушки, он поднял ее ногу и провел рукой по внутренней поверхности бедра. А потом начал целовать.

Она очень хотела открыться ему навстречу. И теперь он сам осторожно понукал ее это сделать, действуя так, что ее ноги оказались широко расставлены.

Это было смело. И восхитительно.

Марша едва могла поверить, что стала героиней столь чувственного приключения. Особенно когда рука Дункана, ласкающая ее бедро, двинулась — невесомо, как шепот, к ее потайному местечку, чтобы коснуться ждущей ласки женской плоти. Когда его палец пришел в соприкосновение с ее средоточием, она громко застонала — от желания полностью принадлежать ему. Быть к нему как можно ближе.

— Давай, моя красавица, — прошептал он, не отрываясь от ее губ. — Покажи, как тебе хорошо!

Кресло мягко покачивало Маршу.