По встречной в любовь

       Иннокентий радовался отсутствию в гостиной зеркала. Видеть сейчас свою рожу ему совершенно не хотелось. Звериный оскал, не иначе. Какая же она дура!

       — Слушай, я уверен, что проблему твоего брата могу решить за секунду. У меня нет знакомых в мебельном бизнесе, но я могу поддержать его семью, пока он ищет новую работу. Он должен только понять, что на старой ничего не светит.

       Она все равно не ответила. Он подался вперед и сильнее сжал телефон.

       — Настя, я не хочу потерять тебя лишь потому, что кто-то поступает с девушками плохо и твоя мать решила, что я такой же. Я не такой. Мне кажется, у тебя была возможность в этом убедиться. Разве нет?

              Сидит себе там молчком, а ему с ума сходи! Он потер лоб и готов был уже поднять свою голову с колен за волосы, иначе она не поднималась, отяжелевшая от черных дум, и тут Настя вдруг открыла рот:

       — Кеша, зачем я тебе?

       Он зажмурился и не сумел сдержать стон. Откинулся на мягкий кожаный подголовник и начал съезжать вниз, пока не уперся ногами в ножку кофейного столика.

       — Настя, а какого хрена, скажи, ты нарисовала у меня на стене Адама и Еву?

       Она не ответила. Он тяжело выдохнул. Мимо трубки, но Настя все равно услышала.

       — Так тебе не понравилось все-таки?

       — Мне не понравилось, как ты со мной обошлась.

        Он подтянулся в кресле и сел, прижимая телефон к уху, точно медяк к синяку: с надеждой, что все сойдет на нет — обида, ссора, недопонимание — или хотя бы боль уйдет. Но Настя продолжала молчать. Хотела ли она слушать его речи тоже было под большим вопросом.

       — Настя, я не сделал ничего, за что мне могло бы быть стыдно, но ты не защитила меня перед матерью…

       — Ты не понимаешь! — почти что взвизгнула она в трубку.

       — Я действительно не понимаю. Я не спрашиваю тебя про твоего бывшего. Возможно, у твоей матери есть основания сомневаться в твоей возможности сделать правильный выбор. Но если меня отшивают из-за слухов и чернушных сериалов, то мне реально обидно.

       Она снова молчала.

       — Настя, ты не можешь сейчас говорить или не хочешь?

       Или вообще ничего не хочешь — хотелось закричать ему, но он стиснул губы. Сейчас ей легче всего послать его на три буквы, даже если потом дура год будет реветь в подушку. Совершеннейший же ребенок!

       — Можно я тебе завтра позвоню? — спросила она тихо.

       — Конечно, можно! — его поспешный ответ наложился на последние слова Насти. — Только не психуй! Поверь, у меня тоже не все гладко с матерью. И она не всегда принимает мои решения. Но в некоторых вещах с мамами лучше не советоваться.

       — Я поняла, — сказала она после секундной паузы. — Я позвоню тебе завтра, не из дома. Доброй ночи.

       — И тебе. И твоей Эйты тоже.

       — Она лежит у меня на кровати и виляет хвостом.

       — Счастливая! Я ей завидую…

       И осекся. Нет, язык у него явно отключился от мозга. Именно за это девочке только что влетело от мамочки!

       — Орешки для белочек остались. Пойдем завтра гулять с собакой?

       — Я тебе позвоню.

       — Ладно, спи. Давай.

       Он опустил телефон на стекло кофейного столика. Понимал же, что не надо даже начинать с маминой дочкой. Не доросла она до взрослых отношений. Но смотать удочки сейчас — это как лишить Настю надежды на то, что бывают хорошие парни, которые не бросают девчонок. Он попытается поухаживать за ней: выгорит из их отношений что-то — хорошо. Нет — никто не будет в обиде.

       Иннокентий хотел в это верить. И в сон, который выключит время и снова включит ровно перед звонком Насти. Но позвонила она только в половине двенадцатого.

       — Кеша, у тебя сейчас много дел?

       — Ну, работаю… А что?

       — А я внизу тебя жду. На улице. Можешь спуститься?

       — Сейчас!

       Иннокентий ответил, уже вскочив из кресла.

       — Ты куда? — бросила ему в спину Валерия Ильинична, когда он уже почти хлопнул дверью.

       — Скоро буду.

       — Как скоро?

       — Не знаю.

       Слетел вниз, подлетел к двери. Шарахнул обеими. Настя стояла у стены во вчерашних, не рваных, джинсах и в той же джинсовой курточке. Только футболку сменила на белую блузку с воротником, треугольники которого лежали поверх синей джинсы. Он не мог решить — целовать ее или нет. Накрашена. Впервые. Жалко портить такую красоту.

       — Хочешь в офис подняться?

       Она мотнула головой.

       — Тогда пошли в кафе, — он махнул рукой через дорогу, а потом опустил ее на Настино бедро. — Я люблю такие приятные сюрпризы. А то уже злился, что давно утро, а ты все не звонишь и не звонишь.

       — У меня была важная встреча.

       — Деловая? — Она кивнула. — Удачная? Новый заказ? — Она мотнула головой. — А чего тогда?

       Настя подняла на него глаза. Очень серьезные.

       — Я сейчас тебе расскажу.

       Иннокентий стиснул ее пальцы, чтобы перевести через дорогу, как маленькую. Она чуть заметно поджала накрашенные розоватой помадой губы. Он улыбнулся и на другой стороне улицы потерся носом о ее щеку. Прохладную и теплую одновременно.

       — А знаешь, что у Ксюшиной кошки оказалось?

       — Беременность? — брякнул он и закрыл рот. Черт, у него же встреча с Никитой! Но ничего… Подождет.

       — Аллергия. На попугая.

       Настя произнесла это очень серьезно, и он сильнее сжал ее пальцы.

       — Шутка такая? А у мышек на попугаев тоже бывает аллергия?

       Она поджала губы еще сильнее.