По законам Дикого Запада

Похороны не заняли много времени. Старый обрюзгший священник уже ждал их на маленьком городском кладбище. Он зябко потирал руки, нетерпеливо перетаптываясь с ноги на ногу. Две неглубокие могилы напоминали черные провалы глазниц, через которые на живых внимательно смотрела старуха Смерть. Клив уставился в эти темные дыры широко раскрытыми, абсолютно безумными глазами. Лицо его побледнело, с губ сорвался тонкий, скулящий вой. Человек с серебряной звездой бросился вперед и обнял Клива, крепко прижав его к груди. Вой постепенно стих, уступив место коротким, захлебывающимся рыданиям. Человек с серебряной звездой внезапно осознал, что по его щекам тоже катятся горячие, нет, обжигающие слезы.

Снег пошел к концу церемонии, когда над могилами уже возвышались небольшие холмики из смерзшейся в комья земли. Крупные белые хлопья медленно кружили в неподвижном воздухе, укрывая застывшую грязь пушистым ледяным покрывалом. Клив молча стоял, силясь сквозь слезы разглядеть надписи на простых деревянных крестах. Два имени, что так много значили для него. Мери Элизабет Бриннер, двадцать семь лет. Люси Бриннер, восемь лет. Покойтесь в мире. Он моргнул, смахивая с ресниц слезы. Его девочки. Любящие, любимые, лежат сейчас под тонким слоем земли и останутся там, пока ангел господень не вострубит, созывая мертвых на Страшный Суд. Ноги Клива подкосились и благодатное забытье приняло в свои объятия его мятущуюся душу.

Остаток дня он провел в комнате для гостей на втором этаже салуна Гарри Кимбелла. Под вечер, выйдя из номера, Клив спустился на первый этаж и шаркающей походкой столетнего старика прошел через зал, направляясь к барной стойке. Едва он, пошатываясь, спустился по скрипучей деревянной лестнице, огражденной резными перилами, привычный вечерний гомон затих, словно кто-то внезапно поднял звукоснимающую иглу граммофона.

Крошка Тедд, маленький кривоногий тапер, еще несколько секунд самозабвенно наигрывал "Эй Джуд", барабаня по клавишам расстроенного пианино, но хлопнувшая по спине влажная тряпка, метко брошенная высокой дородной девицей по имени Мирабель, заставила его прекратить эти музыкальные экзерсисы. В зале воцарилась тишина. Люди поворачивались в его, Клива, сторону, молча провожали взглядами, порой сочувствующими, порой, откровенно любопытными. А дождавшись, когда он пройдет мимо, наклонялись друг к другу, шепча на ухо страшные подробности случившегося. "Жена… Дочь… Одни на ферме… Бродяги… Обеих нашли почти что без одежды…"

Клив их не слышал. Пошатываясь и спотыкаясь, он наконец добрался до бара в дальнем конце зала и вцепился руками в полированную поверхность стойки. Кимбелл, хозяйничавший сегодня в салуне, молча поставил на стойку пузатую стопку из толстого стекла и до краев наполнил ароматной янтарной жидкостью. Закупорив бутылку, подвинул стакан Кливу, сочувственно глядя тому в глаза.

- За счет заведения, - тихо произнес Гарри и отвернулся, не в силах выдержать пристальный, пустой взгляд.

Клив молча кивнул, одним глотком опорожнил стопку и с легким стуком поставил ее перед собой.

- Знаешь, что, парень, - проговорил Кимбелл, старательно отводя взгляд от застывшего лица Клива, - бери всю бутылку. А если захочешь есть, Лори принесет тебе цыпленка, - но, подняв глаза от стойки, увидел лишь спину Клива, направлявшегося через зал к лестнице. Бутылку тот держал, прижав ее к боку локтем левой руки. В правой, бессильно свисающей вдоль туловища, поблескивал небольшой толстостенный стакан.

В ту ночь Клив спал и видел сны. Во сне он лежал на широкой кровати, а Мери, его Мери, склонялась над ним. Длинная ночная сорочка сползла с плеча, открыв взору нежную белую кожу, украшенную россыпью веснушек. Он впивался губами в ямочку под ключицей, чувствуя солоноватый вкус ее кожи. Зарывшись лицом в копну светлых волос, ощущал едва слышимый цветочный аромат, с легкой горечью дикого меда. Его руки ласкали твердые полушария грудей, касались больших, затвердевших сосков. А затем, когда жар внизу живота было уже не унять, он входил в нее с неистовством молодого жеребца, впервые в жизни познавшего кобылу. Их тела двигались в унисон, а с губ срывались хриплые стоны.

Потом они лежали рядом, крепко сплетя пальцы и глядя в деревянный потолок комнаты. Его грудь часто вздымалась, а в низу живота, постепенно затихая, пульсировал маленький теплый комок наслаждения.