По закону военного времени...

— Не знаю, я же говорю, что был в отключке. Интересно получается, угрожал и держал в заложниках, а потом еще ее раненную тащил на себе. Нестыковочка, товарищ подполковник. А можно глянуть на эти показания?

— нет, глянуть нельзя. Ну, а во-вторых, вы, как лояльный гражданин и добросовестный военнослужащий должны оказывать содействие правоохранительным органам.

— Если бы вы начали со второго, то я бы согласился. А в чем обвиняются Мамчур и Ленько?

— Если дадите согласие, то расскажу.

— Хорошо, я согласен.

— Подпишите это обязательство, предварительно ознакомьтесь с его содержанием. — и он протянул мне лист бумаги. На нем была стандартное обязательство при оформлении на допуск к госсекретам, правда, с несколькими поправками, относительно моей деятельности. Подписал и протянул обратно.

— Очень хорошо, очень разумно с вашей стороны, Владимир Анатольевич. Суть дела в чем, по нашей информации, Мамчур и Ленько снабжают оружием и боеприпасами татарских сепаратистов, даже оставляют им технику. А все списывают на боевые потери. Нам известно, что они иногда снаряжают целый грузовик и вывозят его в лес, где происходит обмен на деньги или наркотики. Всех свидетелей они убивают. Так, что нужно вывести этих козлов на чистую воду.

После допроса следак вызвал конвоиров-прапорщиков. Опять куда-то повели. Зашли в какой-то кабинет, где, как мне показалось, был у них склад. Там к нам подошел старый старший прапорщик. Выдал все мои вещи и оружие, потребовал расписаться в накладной. Ну, что ж, раз порядок требует — надо расписаться. Один из прапоров забрал у меня оружие, обещая вернуть его на выходе, повел меня дальше.

На выходе он сдержал слово — вернул автомат и пистолет. Вот теперь можно пойти к своим. Не знаю, где они находятся сейчас, но не это было важным — я наслаждался свободой. И тут начался дождь, природа просыпалась от зимней спячки: все-таки начало мая. В это время обычно девчата уже снимали зимние одежды, выставляя свои формы и прелести напоказ. Но это было в прошлой жизни, как мне кажется — в мирное время. Город окончательно изменился — улицы было не узнать и уже не мог сориентироваться, где нахожусь. Кругом одни развалины, на остатках планировки улиц копошились солдаты и строительная техника. Люди разбирали завалы, освобождая дороги. Развернул воротник бушлата, где находился капюшон и, накинув его поверх шапки, побрел дальше. У первого же патруля спросил, где находится комендатура. Они сначала с подозрением посмотрели на меня и потребовали документы. Морпехи были уже одеты по-весеннему, а я еще в бушлате и шапке. Отдал документы на ознакомление. Начальник патруля, старший лейтенант в морской форме с автоматом спросил меня кто я и откуда. Рассказал ему вкратце, где, что и как. Он посмотрел на меня немного по-другому. И потребовал мое оружие. Пришлось подчиниться, солдат сзади застегнул наручники, и опять повели меня куда-то.

В подвале здания городской прокуратуры, куда я был препровожден, оказалась гарнизонная комендатура. По 'рубке дежурного' плавал сизоватый табачный дым. В наспех сооруженной клетке сидело еще три человека. Меня посадили на стул в коридоре и пристегнули к трубе отопления. Подсела девушка в камуфляже со звездочками прапорщика, достала лист бумаги и что-то написала. Потом спросила мои данные. Я ответил и попросил ее связаться с моим начальством сообщить, что нахожусь здесь. Прапорщица ушла, оставив пристегнутым. Не заметил, как уснул. Блин, что-то в последнее время, как солдат-первогодок — 'как только почувствую точку опоры — через минуту оттуда доносится храп'.

Спал без снов и проснулся от того, что кто-то тормошит. Да и рука, за которую был пристегнут ужасно занемела и потеряла чувствительность. Хоть 'незнакомку' делай (это из фильма 'Угнать за 60 секунд': садишься на руку, отсиживаешь пока эта конечность не потеряет чувствительность и начинаешь ею онанировать). Открыл глаза, меня тормошил майор Сазонкин — заместитель комбрига по воспитательной работе. Его не особо любили в бригаде, но сейчас я ему был рад, как будто встретил родственника. К нам подошел помощник дежурного по комендатуре и снял с меня наручники. Зашел в дежурку, получил обратно свои документы и оружие. Ехали на уазике, Сазонкин по дороге не расспрашивал меня, где и как попался комендачам. Он только приказал написать объяснительную и принести ее завтра после утреннего развода. Видимо, 'политический' не знал, что я давненько уже пропал, а также решил, что повздорил с патрулем и те меня заграбастали в комендатуру. Бригада расположилась в четвертом секторе обороны, то есть в районе села Терновка Балаклавского района. Штаб находился в здании Терновского сельсовета. До линии фронта было около десяти километров, так как бригада была во втором эшелоне. Подъехали к штабу, возле крыльца стояли офицеры и курили. Когда я вылез из машины они посмотрели на меня, неожиданно от этой группы отделился человек и подбежал ко мне. Это был Саня Гурко. Он подбежал и, не стесняясь присутствия Сазонкина, начал обнимать.