Победа века

И вот румынская земля, город Плоешти. Эскадрилья пикирующих бомбардировщиков обрушилась на бронепоезд. Страшный удар словно бросил Анатолия в бездну. Он очнулся, ударившись о землю. Адская боль в ногах и руках. Будто чугуном налита голова. Когда открыл глаза, увидел, что бронепаровоз разваливается на части. Мелькнула мысль: «Прямое попадание бомбы» — и снова тяжелый туман. Потом госпитали: бухарестский, грозненский… Ноги и руки в гипсе. Семь осколков в теле. Долгие месяцы борьбы со смертью. И вот одиннадцать госпитальных месяцев позади. На Анатолии новое, с иголочки, обмундирование, под мышкой новенькие костыли. Его направили на восстановление Сталинграда.

Вот что писала в те дни «Сталинградская правда»:

«Каждое утро на паровоз поднимается с костылями в руках молодой человек в солдатской гимнастерке…»

Так продолжалось целых два года. Каждое утро бывший машинист бронепоезда челябинец Анатолий Потапенко так начинал свой трудовой день. Это было очень нелегко. Парни из экипажа сделали ему скамеечку — одна нога у Анатолия короче на четыре сантиметра. Всю смену он простаивал у реверса. Его паровоз расчищал завалы, завозил прибывшее оборудование, строительные материалы.

Прошел еще год. Наконец врачи разрешили ему ходить без костылей. Потапенко вернулся на родной Урал и стал водить мирные эшелоны.

Г. Королев

Дороги солдата.

Б. Пинегин

В 1942 году я закончил Челябинское ремесленное училище связи № 14. Мы, монтеры-линейщики, следили за исправностью линий. Скоро мои ребята-однокашники забузили: наши бьются насмерть под Сталинградом, будем и мы проситься на фронт. И вот мы пишем в военкомат одно заявление за другим. В конце концов добились своего: троих, в том числе и меня, в январе 1943 года призвали. Но вместо Сталинграда я попал в челябинские Красные казармы, на снайперские курсы.

Помню, выводил нас старшина для занятий на Миасс, к зданию, на месте которого сейчас находится филармония. В руках у нас снайперские винтовки. Мороз порядочный. Мы лежим на льду (тогда к мосту свозили глыбы льда с тротуаров). И ноги до того заколевают, что начинаешь стучать ботинками по льду. Старшина ворчит: «Не шевелись, ты же убитый. Снайпер должен без движения лежать час, надо будет — два!» Было нам по 17 лет, и очень хотелось попасть на фронт, бить проклятого врага.

Как-то утром старшина выстроил нашу группу и скомандовал: «У кого восемь классов и больше — выйти из строя!» Оказалось нас человек восемь. Так мы попали в Урюпинское пехотное училище, эвакуированное в Пермь. Через шесть месяцев мы — добровольцы — в составе маршевой роты в новеньком обмундировании были направлены под Курск.

В это время под Курск из-под Сталинграда пришла 75-я гвардейская стрелковая дивизия. Почетное наименование она заслужила там. В нее нас и включили. Я смотрел на бойцов-гвардейцев, как на старших братьев, и равнялся на них во всем. С этой дивизией и прошагал не одну сотню километров по Украине. Продвигались мы, в основном, вдоль железной дороги, форсировали реки под бомбежками и обстрелами.

А начиналось все так. Наши войска взяли Орел и Белгород. С боями мы продвинулись километров на сто пятьдесят в направлении Сумской, затем Черниговской областей, участвовали в тяжелых боях под Бахмачом. Хорошо помню свой первый бой. Бежим по кукурузному полю, кругом свистят пули. Все бегут — и я бегу. Все стреляют — и я стреляю. Вперед!

В Нежин наш полк ворвался первым. Москва салютовала в честь нашей дивизии, она стала называться Бахмачско-Нежинской.

В числе первых мы подошли к Днепру. Сейчас места, где шло форсирование, затопило морем. Нам пришлось переправляться два раза. Вот здесь было трудно. Противоположный берег высокий, с него все пристреляно. А на нашем только кустарник да камыш. Мы начали готовиться к переправе. Раздобыли лодки, штук пятнадцать. Саперы разбирали старые домишки в ближних деревнях, сбивали плоты из бревен и досок.

Под утро — на реке еще туман — командир приглушенным голосом строго повторил наказ: не курить, не разговаривать, грести тихо. И скомандовал: вывести лодки и плоты из камыша.

На плоту нас было восемь человек. В центре — батальонный миномет. Плот, конечно, дал осадку и двигался не очень ходко, хотя мы гребли изо всех сил — палками, досками, прикладами, касками. Под прикрытием тумана проплыли не меньше половины реки. Тишина. Уже кое-где стали различать высокую стену берега. Но, видимо, те, кто уже переправился, обнаружили себя. И началось! Река закипела. Разрывы снарядов поднимали огромные столбы воды.