Победила бы современная Россия в Великой Отечественной войне?

Более того, на мой взгляд, и Сталин изменил объективности, когда писал Мехлису записку, приведённую в воспоминаниях Василевского. Сталин в этой записке слишком уж зло и несправедливо язвит в адрес Мехлиса – видимо, очень тяжело переживал Сталин эту трагедию и в отчаянии от её последствий срывал зло на том, кто менее всего был в ней виноват. А может быть, срывал и потому, что очень уж надеялся в тот момент на Мехлиса. Дело ещё и в том, что Василевский в своих мемуарах так тенденциозно отцитировал документы и так тенденциозно отобрал их из всей массы документов той поры, что складывается впечатление (у меня, по крайней мере, оно было таким долгое время), что Мехлис стал просить у Сталина заменить командующего Крымским фронтом Козлова «Гинденбургом» только тогда, когда Крымский фронт уже был разгромлен. На самом деле это не так, и Сталин, видимо, чувствовал свою вину в том, что не прислушался к Мехлису, а от этого злился ещё больше. Такое бывает довольно часто.

Мой директор, обучая меня настойчивости в обращении к начальству, рассказал такой пример из истории нашего министерства, тогда Министерства чёрной металлургии СССР. Директор одного из заводов Минчермета неоднократно письмами в адрес министра (возможно, Казанца) предупреждал о грозящей неприятности и просил у министра помощи в её предотвращении. Министр, не оценив опасности, просто переадресовывал письма исполнителям, а те, не зная мнения министра, запутывали и не решали вопрос. Неприятность случилась, директора вызвали к министру, и тот обрушился на подчинённого: почему не предупредил?! Директор вынул копии своих писем и показал министру, тот их снова прочёл и разъярился ещё больше, поняв, что он и сам виноват в случившемся: «Ты что, этими бумажками себе зад прикрыл?! Ты за дело обязан был беспокоиться, а не оправдания себе готовить! Если я на твои письма не реагировал, то ты обязан был прилететь в Москву с чемоданом камней и бить окна в моём кабинете до тех пор, пока я этот вопрос не решу!»

По сути, министр прав, поскольку вышестоящий начальник не всегда способен оценить степень опасности от промедления в решении того или иного вопроса, и подчинённый обязан идти на определённые издержки, чтобы объяснить ему эту опасность. Не окна бить, конечно, но ругань министра за то, что директор «пустяками отвлекает его от государственных вопросов», нужно было выдержать, нужно было сидеть в приёмной, пока министр его не примет и не выслушает.

Давайте не спеша рассмотрим те проблемы, которые встали перед Мехлисом в Крыму в начале 1942 года, и рассмотрим их в сравнении. Но сначала несколько общих сведений

Наши войска рядом десантных операций захватили на Керченском полуострове ряд плацдармов в период с 25 декабря 1941 года по 2 января 1942 года и высадили в Крым три армии – 44, 47 и 51-ю. Но уже 15 января слабые силы немцев бьют по нашим войскам и вновь захватывают Феодосию. Сталин в тревоге и, несмотря на просьбы Мерецкова, отзывает Мехлиса с Волховского фронта и посылает в Крым. И, естественно, представитель Ставки главный комиссар Красной Армии видит в Крыму то, что и должен был увидеть, – гнусность и подлость части полководцев Красной Армии, причём той части, от которой зависело очень много. Через два дня он докладывал Сталину:

«Прилетели в Керчь 20.01.42 г… Застали самую неприглядную картину организации управления войсками…

Комфронта Козлов не знает положения частей на фронте, их состояния, а также группировки противника. Ни по одной дивизии нет данных о численном составе людей, наличии артиллерии и минометов. Козлов оставляет впечатление растерявшегося и неуверенного в своих действиях командира. Никто из руководящих работников фронта с момента занятия Керченского полуострова в войсках не был…».

Давайте оценим то, что означают последние слова доклада Мехлиса, сравнивая поведение в аналогичных ситуациях Козлова и Рокоссовского. У командующего Закавказским фронтом Козлова в январе 1941 года наконец образовался в Крыму фронт соприкосновения с противником, а Рокоссовский в сентябре 1942 года вступил в командование войсками Донского фронта. Так вот, первое, что сделал Рокоссовский, это поехал с войсками знакомиться. Ведь как можно чем-то командовать или руководить, не представляя, как это выглядит, какова реальная сила того, чем располагаешь? Рокоссовский пишет: