Отец всматривается в мое лицо. Оно непроницаемо.
Я не хочу разбивать ему сердце.
Постояв, он указывает на стойку слева от него:
– Выбирай клюшку.
Он выкладывает мячи для нашей любимой игры на тренировочной площадке.
Я хочу остаться с ним. Остаться и до захода солнца отрабатывать ближние удары, как когда-то в детстве.
– Сейчас не могу, – говорю я.
– Ладно. – Отец смотрит на мяч, словно пытаясь прочесть логотип. – Может, попозже?
– Возможно.
Я хочу рассказать ему правду, но никогда этого не сделаю. Правда нанесла бы ему незаживающую душевную рану. Ему было бы не выкарабкаться. Я молча жду, пока внимание отца не переместится на белый мячик среди зеленой травы. Его взгляд прикован к мячу, и только к мячу. Я это знаю, поскольку часто видел, как отец ныряет в простое, привычное занятие. Иногда я пытаюсь делать то же самое. Изредка у меня это получается.
Но по натуре я совсем другой.
Глава 35
Меня будит скрип шин на гравийной подъездной дорожке. Удивительно: я просто прилег на диван и вдруг заснул. Утомление все-таки победило мои взвинченные нервы, чего я никак не ожидал. Я продолжаю лежать. Входная дверь открывается. Входит моя двоюродная сестра Патриша. В каждой руке – по мешку с продуктами.
Ее взгляд сразу же натыкается на меня.
– Вин? Какого черта?!
Я потягиваюсь и смотрю на часы. Уже вечер. Четверть восьмого.
– Как ты проник? Я заперла двери и включила сигнализацию.
– Да, – говорю я, нарочито растягивая слова. – Мне не по зубам открыть замок «Медеко» и отключить сигнализацию фирмы АДТ.
Взгляд Патриши перемещается с меня на обеденный стол, и она пятится, увидев, что там лежит. Я жду. Сестра молчит и только смотрит. Я медленно встаю и потягиваюсь:
– Сестричка, ты язык проглотила?
– Ты вломился в мой дом.
– Как ты мило переводишь стрелки. Но если становиться на юридическую точку зрения, то да, вломился. – Затем я указываю на обеденный стол и, подражая ее голосу, добавляю: – А ты украла моего Пикассо.
Конечно же, это не мой Пикассо. Но украденные картины так часто называли моими, что мне это понравилось.
– Я ожидал, что поиски окажутся более утомительными, – говорю я Патрише. – Трудно поверить, что картина находилась в твоей спальне.
Сестра слегка пожимает плечами:
– Я туда никого не впускаю.
– И она висела там все время?
– Почти.
– Рискованно.
– Ничуть, – возражает Патриша. – Если бы кто-нибудь спросил, я бы сказала, что это копия.
– И люди бы на это купились.
Она смотрит на обеденный стол:
– Зачем ты отвинтил подложку?
– Ты знаешь зачем. Что ты сделала с негативами?
– Откуда ты о них узнал?
– Наш искусствовед обнаружил такие же внутри картины Вермеера. Квадратные: шесть на шесть сантиметров. Необычный для наших дней размер. После недолгих поисков выяснилось, что такую пленку использовали в старых аппаратах. – Я бросаю взгляд на полку. – Вроде «роллейфлекса» твоего отца. И тогда я предположил: если твой отец что-то прятал под холстом Вермеера, логично предположить наличие такого же тайника внутри второго семейного шедевра – картины Пикассо.
Патриша теперь стоит возле стола.
– И ты решил проверить?
– Да.
– Но ничего не нашел.
Я вздыхаю:
– Дорогая сестричка, нам обязательно играть в эту игру? Да, негативы исчезли. Ты их вытащила. Однако я заметил липкие следы на подрамнике. Скорее всего, от скотча. В картине Вермеера конверт с негативами был прикреплен скотчем к подрамнику. Разумно предположить, что таким же способом негативы крепились и здесь.
Она закрывает глаза и запрокидывает голову. Вижу, как она судорожно сглатывает. Интересно, слезы будут? Пожалуй, здесь мне следовало произнести несколько слов утешения, но я сомневаюсь, что сейчас они помогут.
– Патриша, мы можем перескочить через твои попытки все отрицать и сразу двинуться дальше?
Она резко открывает глаза:
– Чего ты хочешь?
– Ты могла бы рассказать, как все было на самом деле.
– Всю историю целиком? – Она качает головой. – Я даже не знаю, с чего начать.
– Может, с того, как твой отец в Нью-Йорке подружился с Раем Строссом.
– Ты знаешь об этом?
– Знаю. А еще я знаю о «Шестерке с Джейн-стрит».
– Вау! – восклицает Патриша. – Я потрясена. – (Я жду.) – Он появился у нас не сразу. С вечера их… выступления прошло много лет. Он приезжал к нам из Нью-Йорка. В смысле, Рай. Отец представил его как дядю Райкера. Сказал, что дядя Райкер служит в ФБР, поэтому мне нельзя никому о нем рассказывать. Думаю, когда я впервые его увидела, мне было лет пятнадцать. Он вызвал у меня интерес… Понимаешь, он был очень привлекательным и каким-то сверхъестественно харизматичным. Но мне, повторяю, было пятнадцать. Ничего не произошло. Никаких поползновений с его стороны. Я уже потом поняла, что Рай периодически приезжал к моему отцу за деньгами или перекантоваться…
Патриша замолкает и качает головой:
– Не знаю, о чем тут еще рассказывать.
– А ты перескочи дальше, – предлагаю я.
– Куда?
– В тот день, когда вы с Раем Строссом решили украсть картины.
Мое предложение вызывает у нее улыбку.