Поэтому с самого утра он, то и дело переживая неприятную оторопь нерешительности, все прикидывал, примерялся — а как же тогда это все должно быть? Каким сооружением предстать? В какое дерево вырасти?.. Еще и пошучивал про себя: эх, кабы этот вот самый кристалл бы!.. магический бы!.. хоть на минуточку!.. Пусть бы неясно, пусть лишь одним глазком!.. Но, похоже, членам Союза советских писателей магических кристаллов не полагалось… Конечно, не напасешься кристаллов, коли чуть ли не двадцать тысяч человек в разных концах страны строчат что ни попадя… вон, Криницын-то давеча говорил — про каналы пишут!.. мыслимое ли дело столько магических кристаллов набрать… Ладно, что уж… как-нибудь так, своими силами…
Одно было совершенно ясно: тот ветер, что в детстве и юности жег ему лицо, заставляя щуриться при взгляде на бурые неровности горизонта, тот самый ветер, что летел с юга, со степей Бетпак-Далы и даже еще более издалека — с раскаленных песков Муюн-Кумов, — этот ветер брал начало там, далеко в горах, склоны которых казались покрытыми выгорелыми медвежьими шкурами, а на вершинах немеркнуще блистали вечными снегами. В мире серых камней, бурых склонов и пыльной листвы, недвижно пережидающей зной, их ледяное сияние казалось явлением не природы, а волшебства. Оно завораживало и манило к себе. Разве снега и льды могут так сиять?
— А почему ж нет. Натурально…
— Как же ж, товарищ комбат! — не поверил Строчук. — Лед — он же ж разве такой?
— Тьфу! — расстроился Князев и досадливо махнул плеткой, отчего Бравый прижал уши и недоуменно скосил взгляд — уж не хочет ли хозяин его, чего доброго, огреть? — Ну и дурень же ты, Строчук! Нашел время болтать! Давай гони до Сарникова! Что у них там?
ТАШКУРГАН, ИЮНЬ 1929 г
Строчук тронул коня и порысил направо, где за полуразрушенным дувалом пряталось третье орудие.
Южная окраина Ташкургана высып
Остатки рассеянной дивизии Сеид-Гуссейна дислоцировались именно в этом ущелье, перекрывая дорогу на Айбак. Кроме того, дважды за сегодня они предпринимали атаки на позиции отряда. Впрочем, сама нерешительность этих попыток показывала отсутствие серьезных намерений снова отбить город. Оба раза пулеметный огонь и несколько орудийных залпов оборачивали вспять пехоту и конницу наступавших.
Ташкурган был взят, но Трофим чувствовал не радость, не удовлетворение победным окончанием боя, а сухую досаду. Шел сорок четвертый день похода, и город Ташкурган был взят отрядом Примакова во второй раз. Повтор лишал победу ее истинного вкуса: ничего сладостного не было в том, чтобы снова и снова брать этот чертов Ташкурган, занимаемый афганскими частями сразу, как только отряд уходил от него в сторону Кабула…
При начале экспедиции дело выглядело проще, то есть вполне соответствовало простой и понятной задаче, поставленной перед отрядом.
Примаков говорил сухим, твердым и несколько отстраненным голосом, будто речь шла о вещах, мало его касающихся.
Конечно, командиры, собравшиеся на совещание в его палатке, раскинутой на пологом берегу Аму-дарьи сразу после переправы, знали обманчивость этой сухости. И то, как ядовито способен въедаться требовательный мозг военачальника в самые последние мелочи, каждая из которых может стать причиной поражения. Все вокруг него всегда признавали, что он, комкор Виталий Примаков, на голову выше всех прочих. Признавали без обиды, наоборот — с одобрением, даже с гордостью. Вот какой у них командир! Первой саблей Украины звали! А его знаменитые рейды по тылам Деникина, когда «червонцы» подрубали фронт белой армии разом на сто, а то и двести километров! А как в Китае воевал за народное дело! Только что из Афганистана, где при Аманулле состоял военным атташе! И уже, говорят, назначен в Японию! А книжки какие пишет! Нет, другого такого не найти!..
Хищно заточенный карандаш скользил по гладким (хоть и пестрым) пространствам десятиверстки.
— Стремительным маршем пройти тридцать пять километров до развилки Маз