Победитель

— А хер его знает, — буркнул Аникин, не отрываясь от приклада. — Видишь, что творится!..

Плетнев снова оглянулся.

Третья БМП остановилась на углу дворца. Зубов и еще какой-то боец вывалились из люка первыми и побежали в сторону парадного подъезда.

В трех шагах перед ними взорвалась граната, их, как тряпичные куклы, расшвыряло в разные стороны.

Плетнев видел, как Зубов поднял голову. Лицо было посечено осколками, залито кровью. Он пытался ползти. Второй боец, перевернувшись на спину, сел и стал пятиться, волоча перебитую ногу.

Большаков, с опущенным на лицо бронещитком, стоял на колене, не прячась от пуль, и короткими очередями, как в тире, бил из автомата по окнам дворца.

Сполохи огня играли на шлеме и триплексе, превращая его фигуру во что-то роботоподобное.

Всюду был огонь и взрывы гранат. Плетнев не понимал, почему они живы! почему живы те люди, что бегут, стреляют и кричат, подбадривая друг друга!..

Чердачное окно все так же плевалось огнем, и очереди тяжелого пулемета ДШК вспарывали асфальт.

Шипя от злости, Плетнев пулю за пулей садил в откос, надеясь достать пулеметчика рикошетом.

— Сволочь! Никак не успокоится!

Аникин отложил автомат и сорвал со спины «муху».

— Сейчас я ему порцию успокоительного, — бормотал он, выдвигая трубу в боевое положение и прицеливаясь.

Огненный заряд, оставляя за собой дымный след, похожий на змею, устремился к чердачному окну — и достиг, породив взрыв, пламя, обломки кирпичей и оконной рамы. Следом за ними медленно вывалился гвардеец. Пролетев расстояние до земли, он тяжело упал — но тут же поднялся и, как ни в чем не бывало, размеренно пошел на них.

Половины головы у него не было. Плетнев видел, как пули рвут его китель.

Но гвардеец не падал.

Однако, сделав четыре ровных, почти строевых шага, все же рухнул ничком и замер…

— Во дела, — сказал Аникин, бросив на Плетнева взгляд, в котором изумление смешалось с паническим страхом.

В этот момент первая БМП неожиданно взревела, выпуская длинные густые клубы дыма, тронулась и начала разворачиваться на месте. Броня светилась и искрила от ударов осколков. Как только она повернулась носовой частью к дворцу, ее прожектора и фары разлетелись вдребезги и повисли на проводах бесполезными железками.

Из триплексов серебряными брызгами летели осколки стекол, окончательно ослепляя водителя.

Незрячая машина бешено крутилась и елозила. Вот она уперлась в бетонные блоки, лежавшие справа от угла здания, стала сдавать назад, повернула на девяносто градусов, загребая гусеницами землю и высекая искры из бетонных плит.

Рванула вперед и перевалила через парапет.

Плетнев вскочил, маша автоматом.

— Стой! Стой!

Аникин рванул его за полу и повалил за укрытие.

— Куда?! Охренел?! Он же слепой! Все приборы побиты!

БМП, ревя и лязгая гусеницами, приближалась к Зубову. Зубов из последних сил пытался отползти в сторону. Боец с перебитой ногой яростно греб землю руками, тоже надеясь уйти от надвигавшейся гусеницы.

Машина наехала на Зубова, и его жуткий крик потонул в реве мотора и грохоте боя.

Плетнев почувствовал, что в нем что-то остановилось. Он не знал, что именно. Сердце? — нет, сердце остановилось не навсегда: замерло на секунду, а теперь уже снова билось. «Ведь он чувствовал! — вспомнил Плетнев. — Он еще перед боем чувствовал! Он знал!..»

Плетнев ошеломленно посмотрел на Аникина.

Потом перевел взгляд на парадный вход. Массивные деревянные двери были закрыты. На площадке перед ними то и дело рвались гранаты.

Солдаты «мусульманского» батальона лежали, плотно вжавшись в землю.

Внутренности обдало морозом. Никогда в жизни он не чувствовал такого остервенения.

— Витек! Прикрой! Лупи длинными по окнам!

Плетнев вскочил и понесся к дверям, на бегу сдергивая из-за спины «муху».

— Эй, бойцы! — хрипло заорал Аникин лежавшим невдалеке испуганным солдатам «мусульманского» батальона. — Кончай ночевать! По окнам — огонь!

Плетнев дернул спусковой крючок, а сам присел, скорчившись и наклонив голову в каске.

Мощный взрыв снес двери. Клубы дыма и пыли заполнили дверной проем.

Паля из автомата невесть куда, он, как в омут, бросился в этот дым…

* * *

Тенорок Князева то и дело звучал над грохотом боя:

— Мужики! Вперед! Вперед!..

Снова взвыли утихшие было «Шилки», стены покрылись волдырями разрывов, засвистели рикошеты, и те, кто успел вскочить и кинуться к дверям, опять были вынуждены попадать за укрытия…

Вдоль стены к парадному входу — приседая, корчась, кое-как, почти на карачках — упрямо пробирались Первухин и Епишев, а за ними еще несколько бойцов. На головы летели обломки стен и кирпичная крошка. Бойцы вздрагивали и ежились, как под холодной водой.

Ромашов, нырнувший за БМП, чтобы поменять магазин, снова выскочил под пули с криком:

— Все вперед! Под козырек!

Взрыв гранаты отбросил его спиной на броню. Голова в экспериментальном шлеме с гулким звоном ударилась о сталь. Ромашов сполз на землю. К нему подбежал Князев, стал трясти за плечо.

— Миша! Живой?