Победитель

— Ты что кудахтаешь?! — пути не будет! На кудыкину гору! — И тут же радостно крутнулась, отчего подол платья разошелся в круг. — А что, ничего?.. В библиотеку съезжу. — Она наклонилась к сыну. — На трамвайчике с Гришей поедем, да?

Гриша с достоинством кивнул.

— В штаб то есть? — уточнила Антонина, как будто не знала, где библиотека.

— Ну а куда ж еще, — машинально ответила Катерина и потянула Гришу за руку: — Пошли…

— Что-то ты зачастила, — заметила Антонина, приваливаясь к косяку и складывая руки на груди.

Катерина обернулась.

— Что?

— Зачастила, говорю. — Антонина усмехнулась. — В штаб-то, говорю, зачастила.

Катерина растерянно смотрела на нее.

Антонины, жены Комарова, она, честно сказать, маленько побаивалась. Антонина старше-то была лет на шесть всего… но такая ушлая, будто третий век коротала! Просто не подходи. Смелая до ужаса, за словом в карман в жизни не полезет, режет прям по живому!.. Бабы гарнизонские про нее всякое говорили. Такое прям болтали, что прям и сказать стыдно!.. Но, видать, до Комарова болтовня их не докатывалась… кто его знает… А живут они хорошо, чисто, и дети у нее всегда под приглядом, и заботливая…

— Почему это зачастила? — напряженно спросила она. — Ты что имеешь в виду?

Антонина, поджав губы, долго смотрела в глаза, потом усмехнулась и махнула рукой.

— Да ну тебя! Не обращай внимания, это я так. Скучно просто.

— Скучно тебе? — рассердилась Катерина. — Пойди лучше!.. — в ярости замялась. — Поспи лучше пойди, чем языком болтать! Скучно ей!..

Гринюшка, задрав голову и открыв рот в приступе мучительного внимания, смотрел то на мать, то на соседку.

Она резко дернула его, ни в чем не повинного, за руку:

— Ступай, ну!

И уже взявшись за ручку входной двери, услышала примирительное:

— Хватит тебе! Развоевалась из-за ерунды! Что я сказала-то?!

* * *

— Жарковатая нынче весна, — заметил Звонников. — Середина апреля, а вон как уже печет!

— Да ладно, — возразил Трещатко, щедро макая кусок лепешки в пиалу с кислым молоком. Быстро донес до рта, сжевал, провел кулаком по усам. — Ты что жалуешься? Наоборот, нам сегодня хорошо бы пожарче!

— Зачем это? — удивился Безрук.

Все давно поснимали гимнастерки, сидели в исподних рубахах.

— Не понимаешь, — с осуждением заметил Трещатко. — В организме равновесие нужно иметь! Если изнутри сорок градусов, сколько должно быть снаружи? Тоже сорок! А сейчас, — он с прищуром взглянул на белесое небо, — а сейчас и тридцати пяти нет!..

И довольно загоготал.

Трофим тоже усмехнулся.

— Ничего, — сказал он. — Скоро тебя припечет маленько…

— Там-то? — мотнул головой Трещатко. — Может, и припечет! Только опять это будет неправильно! Потому что там изнутри кроме воды ничего не будет! Разве ж это равновесие?

— Ну, ничего, ничего, — сказал Безрук. — Не припечет. Народ дружественный, с пониманием… думаю, все как по маслу прокатит. У Трофима надо спросить. Ты же бывал на той стороне?

— Бывал, — кивнул Трофим.

— И в Кабуле?

— И в Кабуле.

— И как?

— Да как…

Года три не то четыре назад Аманулла-хан купил полтора десятка самолетов «Де-Хэвиленд», взял на службу советских техников — обслуживать аппараты — и летчиков — преподавать в офицерской школе. Запасы авиационного керосина и патронов скоро кончились. В Ташкенте снарядили караван с боеприпасами и топливом. Сопровождала его полурота отборных красноармейцев, одним из взводов которой командовал Князев.

Он вспомнил эту осеннюю дорогу…

Караван хоть и не велик, да все равно по тропе растягивается чуть ли не на километр.

Горы выгорелые, сухие, трава — мертвая. Но время от времени как полыхнет в самые глаза какое-нибудь ущелье — огнем алой листвы, багровым ее пламенем…

На тропе, пролегшей в узкой долине или по каменистому руслу высохшей реки, неспешно бредущий караван беззащитен.

Тянется он, как длинный жирный червь. В любое мгновение одним ударом можно рассечь его пополам. А потом еще пополам. И еще.

Что из того, что за полкилометра до первого верблюда крадется собранная в кулак, напряженная группа боевого охранения из пятнадцати красноармейцев? Что из того, что в самом караване сорок бойцов, вооруженных и собранных? Что из того, что за караваном следует тыловой дозор, который тоже еще как может за себя постоять?

Ничто не поможет.

Как бы он сам сделал?

Разбил бы свой отряд человек из пятнадцати на три части. Большая — группа уничтожения. Две меньших — группы наблюдения и поддержки.

Пара пулеметов — на одном борту сая. Пара — на другом.

Ожидание.

И вот — в чистом ночном воздухе возникает запах животного пота и навоза. Это запах каравана! Он идет! Разведка не ошиблась!..

Мягко ступают лапы верблюдов по каменистой почве… ботала замотаны тряпками, чтоб ни стуку, ни грюку.

Сильные, уверенные в себе люди ведут этот караван. Они везут важный груз. Они должны доставить его по назначению. Бессонные глаза напряженно вглядываются в темноту. Чуткие пальцы лежат на курках винтовок и ручных пулеметов…

И что?

Дать пройти боевому охранению туда, где его уничтожит группа поддержки. А потом внезапно… дружно…