Победитель

Когда Плетнев вошел в класс, в нем царила совершенно курортная обстановка. Голубков в одних трусах беззаботно валялся на раскладушке, заложив руки за голову и мечтательно глядя в потолок. На другой лежал Раздоров с книжкой в руках и тоже весьма экономно одетый. Пак — на этом кроме трусов была еще и майка — сидел на третьей и зашивал порванные на коленке штаны.

— Умилительная картина всеобщего разложения, — сказал Плетнев, стягивая пропотелый спортивный костюм. — Вам бы еще папироски в зубы.

— Здесь не курят, — наставительно заметил Голубков. Он был занят меньше всех и потому первым воспользовался возможностью почесать языком. — Здесь детям учиться!

— Детей эвакуировали, — заметил Раздоров, не отрываясь от книжки.

— Как эвакуировали? — заинтересовался Голубков.

— Так. В связи с обострением обстановки и возможными эксцессами…

— Во, бляха-муха, — сказал Голубков с таким видом, будто доказал важную теорему. — А ты что читаешь? «Как закалялась сталь»?

— Краткий курс ВКП(б), — отозвался Раздоров.

— Отстань от человека, — посоветовал Плетнев. — Вставай, пошли.

— Куда это?

— Пошли, пошли.

За школой Голубков, регоча от садистского наслаждения, долго поливал его холодной водой из шланга. Голову Плетнев тоже вымыл. Правда, мыло им выдали хозяйственное, и волосы долго потом пахли не то банно-прачечным комбинатом, не то просто какой-то псиной.

— Отстрелялся? — спросил Голубков, когда они шли обратно.

— А ты откуда знаешь? — насторожился Плетнев.

— Земля слухом полнится, — туманно ответил Голубков.

— А-а-а… ну ты послушай еще, послушай.

Он лег на раскладушку и закрыл глаза. Должно быть, задремал, потому что, когда снова открыл их, Раздоров со своей книжкой сидел на подоконнике, а разговор шел о знании языков.

— У нас в Ташкенте на всех языках молотят, — толковал Пак. — В школе — по-русски. Во дворе — по-узбекски. Таджикский еще знаю. На дари — это тоже почти как по-таджикски. Еще с корейского могу перевести…

— Надо же, — вздохнул Голубков. — А я только с русского на матерный. И обратно.

Раздоров иронически хмыкнул.

— Ничего. Задачу поставят — по-китайски заговоришь.

— Это точно. Вон Сашке поставили задачу — до сих пор в себя прийти не может… Смех один.

И он на самом деле засмеялся.

Плетнев сел и зло спросил:

— Смех?! А если бы кортеж проехал, а я ни черта не попал, кто был бы виноват? Цель в четырехстах метрах. Видимый участок дороги — метров сто. Три секунды на все, если толком прицеливаться. И солнце в глаза лупит! Я и говорю: менять надо позицию!..

— Проснулся, — констатировал Пак.

— Так ты отстрелялся? — спросил Раздоров. — Или что?

Плетнев потер лицо руками и теперь уже проснулся окончательно.

— Ни хрена не отстрелялся, — сказал он, стеля на полу перед собой газету «Правда» полуторанедельной давности.

Раздоров окончательно отложил книгу. Это, оказывается, был сборник американских детективов.

— Почему?

— Не приехал объект, — объяснил Плетнев, разбирая пистолет.

— А-а-а…

— И очень даже хорошо, что не приехал, — сказал он, глядя сквозь ствол в сторону окна. — Иван Иванович уперся как баран. Орет — мол, позиция утверждена!.. Позицию кто утверждал? Кто-то. А если бы неудачно отстрелялся, кого бы на шашлыки порубили?

И снова стал яростно работать шомполом.

— Тебя, — констатировал Голубков. — Точно бы порубили, бляха-муха, это ты правильно говоришь…

— Ну вот. Я ему и говорю, надо менять позицию…

— Заладил, — усмехнулся Раздоров. — Ты учи, учи полковников. Они это страсть как любят. А, Витюш?

Пак завел глаза — мол, спору нет, очень любят. Перекусил нитку и отнес штаны подальше, любуясь шитьем.

Плетнев начал собирать пистолет.

— Да уж, — вздохнул Голубков. — Ужасно любят. Просто хлебом не корми…

— При чем тут — любят, не любят! — взвился Плетнев. — В чем смысл выполнения задачи? Пальнуть с указанного места или задание выполнить?!

На последних словах он с резким щелчком загнал магазин. Отвел затвор в заднее положение, снял со спусковой задержки. Затворная рама с лязгом встала на место.

— Эх, не понимаешь ты еще службы, Плетнев, — вздохнул Раздоров и снова взялся за книжку.

Дворцовое происшествие

Без четверти десять Плетнев и Голубков, одетые в строгие серые гражданские костюмы, неспешно прохаживались у дверей Главного корпуса посольства. Плетнев размышлял, когда сможет улучить полчаса, чтобы забежать в поликлинику. Сегодня вряд ли. Можно Симонову сказать, что у него болит… ну, допустим, ухо. Тогда он сам в поликлинику погонит… Или ухо — это слишком серьезно? Да, ухо — это перебор. Еще откомандируют к аллаху. Как Архипова. Кому нужен больной разведчик-диверсант?

— Не торопятся, — заметил он, взглянув на часы. — Опаздывают.

— Начальство не опаздывает, а задерживается, — наставительно начал Голубков. — Оно, начальство-то…

Судя по всему, он, как обычно, собирался от нечего делать почесать языком.