- Мне помнится, араб там стоял, держа верблюда под уздцы...
- Ах, вы правы, - сказал Гаррис. - Я спутал с книгой полковника Лоуренса.
- Книга Лоуренса посвящена как будто Аравии?
- Безусловно, - сказал Гаррис. - Араб мне напомнил о ней.
- Полковник, должно быть, очень интересный человек.
- Несомненно.
- Что он сейчас делает, вы не слыхали?
- Он поступил в Королевский воздушный флот.
- Зачем он это сделал?
- Захотелось.
- Вы не знаете, он состоит в Национальном географическом обществе?
- Вот этого не могу вам сказать.
- Он был бы очень полезным членом Общества. Как раз такие люди там нужны. Я с радостью рекомендовал бы его, если вы думаете, что его кандидатура встретит одобрение.
- О, я уверен в этом.
- Я рекомендовал одного ученого из Веве и одного своего лозаннского коллегу, и оба были избраны. Думаю, это встретит одобрение, если я рекомендую полковника Лоуренса.
- Превосходная мысль, - сказал Гаррис. - Часто вы бываете здесь, в станционном буфете?
- Я прихожу сюда пить кофе после обеда.
- Вы преподаете в университете?
- Я уже отошел от практической деятельности.
- А я жду поезда, - сказал Гаррис. - Еду сейчас в Париж, а потом через Гавр в Штаты.
- Я ни разу не был в Америке. Но мне бы очень хотелось туда попасть. Может быть, еще придется бывать на заседании Общества. Буду очень рад познакомиться с вашим отцом.
- Он, наверно, был бы в восторге от этого знакомства, но он умер в прошлом году. Застрелился, представьте себе.
- Весьма прискорбно слышать. Не сомневаюсь, что это была тяжелая утрата - как для семьи, так для научного мира.
- Научный мир стойко перенес эту потерю. Вот моя карточка, - сказал Гаррис. - Мои инициалы Э. Д., а его были Э. Дж. Я уверен, что он был бы в восторге от знакомства с вами.
- Это и для меня было бы чрезвычайно приятно.
Старый джентльмен достал из бумажника карточку и подал ее Гаррису. На карточке стояло:
Д-Р СИГИЗМУНД ВАЙЕР.
д-р Философии
Член Национального географического общества
Вашингтон, Колумбия, США
- Я буду очень бережно хранить ее, - сказал Гаррис.
10. Ожидание
Мы еще лежали в постели, когда он вошел в комнату затворить окна, и я сразу увидел, что ему нездоровится. Его трясло, лицо у него было бледное, и шел он медленно, как будто каждое движение причиняло ему боль.
— Что с тобой, Малыш?
— У меня голова болит.
— Поди ляг в постель.
— Нет, я здоров.
— Ляг в постель. Я оденусь и приду к тебе.
Но когда я сошел вниз, мой девятилетний мальчуган, уже одевшись, сидел у камина— совсем больной и жалкий. Я приложил ладонь ему ко лбу и почувствовал, что у него жар.
— Ложись в постель,— сказал я,— ты болен.
— Я здоров,— сказал он.
Пришел доктор и смерил мальчику температуру.
— Сколько?— спросил я.
— Сто два.
Внизу доктор дал мне три разных лекарства в облатках разных цветов и сказал, как принимать их. Одно было жаропонижающее, другое слабительное, третье против кислотности. Бациллы инфлуэнцы могут существовать только в кислой среде, пояснил доктор. По-видимому, в его практике инфлуэнца была делом самым обычным, и он сказал, что беспокоиться нечего, лишь бы температура не поднялась выше ста четырех. Эпидемия сейчас не сильная, ничего серьезного нет, надо только уберечь мальчика от воспаления легких.
Вернувшись в детскую, я записал температуру и часы, когда какую облатку принимать.
— Почитать тебе?
— Хорошо. Если хочешь,— сказал мальчик. Лицо у него было очень бледное, под глазами темные круги. Он лежал неподвижно и был безучастен ко всему, что делалось вокруг него.
Я начал читать «Рассказы о пиратах» Хауарда Пайла, но видел, что он не слушает меня.
— Как ты себя чувствуешь, Малыш?— спросил я.
— Пока все так же,— сказал он.
Я сел в ногах кровати и стал читать про себя, дожидаясь, когда надо будет дать второе лекарство. Я думал, что он уснет, но, подняв глаза от книги, поймал его взгляд— какой-то странный взгляд, устремленный на спинку кровати.
— Почему ты не попробуешь заснуть? Я разбужу тебя, когда надо будет принять лекарство.
— Нет, я лучше так полежу.
Через несколько минут он сказал мне:
— Папа, если тебе неприятно, ты лучше уйди.
— Откуда ты взял, что мне неприятно?
— Ну, если потом будет неприятно, так ты уйди отсюда.
Я решил, что у него начинается легкий бред, и, дав ему в одиннадцать часов лекарство, вышел из комнаты.
День стоял ясный, холодный; талый снег, выпавший накануне, успел подмерзнуть за ночь, и теперь голые деревья, кусты, валежник, трава и плеши голой земли были подернуты ледяной корочкой, точно тонким слоем лака. Я взял с собой молодого ирландского сеттера и пошел прогуляться по дороге и вдоль замерзшей речки, но на гладкой, как стекло, земле не то что ходить, а и стоять было трудно; мой рыжий пес скользил, лапы у него разъезжались, и я сам растянулся два раза, да еще уронил ружье, и оно отлетело по льду в сторону.