Победившие смерть

Паша молчала, отвернувшись от омерзительного и надоевшего ей палача.

— Начнем все сначала? Будет хуже, крошка, если я стану помогать моим коллегам.

Лицо Паши оставалось каменным. Только губы сжались еще тверже.

— Качалку! — рассвирепел гестаповец.

Жандармы сбили Савельеву с ног, заломили назад руки и привязали их к ногам. В таком виде и подвесили Пашу на протянутой палке.

— Начинайте!

Десятки обжигающих ударов обрушились на измученное тело девушки... Вначале Паша вскрикнула, а потом взяла себя в руки, сжала зубы и молчала. Но вскоре потеряла сознание. Ее отливали водой и снова били резиной. Едва очнувшись, она опять впадала в беспамятство, Лишь, как отдаленный гром, слышался окрик:

— Отвечай же!..

Невыносимые часы...

Может ли человек пережить их?

Все тело пронизывает жгучая боль, мутится рассудок, в глазах кружатся желтые колкие огоньки.

— Да заговоришь ли ты? — хрипел гестаповец.

Молчание.

— Так!.. — Фашист сделал несколько шагов, остановился. Он принимал какое-то решение.

— Приведите из двадцать четвертой камеры! — гаркнул конвойным.

Привели молодого парня с окровавленным лицом, в изодранной рубашке, с оторванной штаниной и распухшим и посиневшим коленом.

— Узнаёшь?

Паша не шелохнулась.

— Посмотри! — крикнул гестаповец.

Паша подняла глаза. Узнала! Да, конечно, это связной партизанского отряда. Проклятые, как его изуродовали...

— Отвечай!

— Я его не знаю.

— Знаешь! — Обозленный гитлеровец поднес зажигалку к лицу Паши. — Что, хочешь на своем красивом лице иметь черные рубцы ожогов?! Ну, открой глаза! Ты что, ослепла?

Щелкнула зажигалка. Нестерпимая боль обожгла подбородок. Паша с лютой ненавистью посмотрела прямо в лицо палачу. Фашист не выдержал ее взгляда и отвернулся.

— На стенку его! — прокричал гестаповец, кивнув в сторону связного.

Жандармы подвесили партизана за руки.

— А теперь продолжим разговор, — сказал лейтенант. — Кто ты такой? Кто тебя прислал в Луцк? Откуда знаешь Савельеву?

Паша впилась глазами в парня. Неужели скажет? Но когда их взгляды встретились, убедилась: такой не выдаст!

Каждый день Савельеву приводили на допрос. И каждый раз пытали. У нее уже притупилось чувство страха, ощущение боли. Все тело словно горело в огне.

И однажды, когда вели на очередной допрос, Паша увидела свою мать и тетку. Их тоже вели куда-то по коридору.

Исхудавшая, вся в ссадинах и кровоподтеках, Паша, собрав силы, выпрямилась, улыбнулась. Ей не хотелось убивать родных своим видом.

— Пашенька, милая... Пашенька! — заголосила мать.

Паша рванулась к матери, но конвоир толкнул ее вперед.

— Я люблю вас...

Это была последняя встреча Евдокии Дмитриевны с дочерью.

На пороге камеры пыток Паша крикнула:

— Мужайтесь!..

В муках и страданиях встретила Паша Савельева Новый год. Она сидела в камере, прислонившись головой к сырой стене, и пыталась понять, кто их предал. Придирчиво перебирала фамилии подпольщиков. «Нет, среди них не надо искать, — размышляла она, — это кто-то со стороны. Где-то, в чем-то мы были неосторожны...»

Кто за холодными толстыми стенами замка делит сейчас ее участь? Она видела одного Ткаченко. А что сейчас делают товарищи, которые остались на свободе? Увидеть бы маму, спросить о Шуре...

Паша не знала, что Евдокия Дмитриевна и ее сестра уже освобождены и что каждое утро они являются к мрачным стенам тюрьмы с харчами, завернутыми в белую тряпочку, и слезно просят часовых передать их «доченьке Савельевой». Но охранники неумолимы.

13 января 1944 года, в полдень, Пашу повели на очередной допрос. Она еле стояла на ногах, но держалась мужественно. В ее глазах светилось презрение к гестаповцу, в бессильной злобе метавшемуся по камере пыток.

Повторилось прежнее: били, пытали...

Чувствуя, что силы ее покидают, Савельева бросила фашистам в лицо:

— На мне не отыграетесь! Мы вас переживем! Обязательно переживем!..

В камеру Пашу внесли. Только утром она пришла в себя... Лежала на цементном полу. Кто-то из узниц подложил ей под голову узелок с вещами.

Когда скрипнула дверь и гулко раздалось: «Всем выходить!», она сообразила: нужно подняться. Но не хватило сил. Она осталась одна. В камере было сыро, мрачно. Подумала: наступит ли когда-нибудь в ее жизни просвет?.. Неужели так и добьют?..

Обидно, что мало сделала... Живо представила товарищей. Как они все ей бмли дороги! Алексей Ткаченко, и этот связной партизан, и Дима Ящук. Горько ей стало от сознания, что не успела повидать мать Димы и рассказать о его героической гибели... А может, и самой уже не удастся отсюда выбраться...

Только однажды боевые друзья были свидетелями Пашиных слез. Это когда она узнала о гибели Виктора Измайлова. Но теперь возле нее никого нет. Никто не увидит... И крупные соленые слезы побежали по щекам.

Привстав, Паша взяла осколок черепка и на стене камеры написала:

«Близится черная минута... Но умираю честно. За тебя, Родина! Твоя Паша».