В такие дни – мне быть или не быть? –
Вопрос пустой, вопрос второстепенный.
В такие дни вопрос моей судьбы
Решаться должен просто и мгновенно…
Как много братьев нынче полегло!..
Из них любой, любой – меня ценнее,
Но смертной тьмою их заволокло
За родину, за честность перед нею!
В такие дни, дни стали и свинца,
Мне кажется: – включившись в гул московский,
И Гумилев сражался б до конца
В одной шеренге с Блоком, с Маяковским,
А если б он включился в стан врагов
И им отдал свое литое слово, –
Тогда не надо нам его стихов,
Тогда не надо нам и Гумилева!
Как писать?
Всем миром правят пушки…
О, как писать бы лучше?
Писал чеканно Пушкин,
Писал прозрачно Тютчев.
Учись у них не очень,
Но простотой не брезгуй…
Пусть будет стих отточен
До штыкового блеска.
Бери слова по росту,
Переливай их в пули.
Пиши предельно просто,
Без всяких загогулин.
А – главное – пусть копит
Душа суровый опыт
Лихой зимы военной
С победой непременной, –
Чтоб быть всегда живою,
Навеки боевою!
Родина
Людям-птахам мнится жизнь змеею,
Скользкой, без хребта.
Ну, а я? И сам я был – не скрою –
В сонме этих птах.
Впрочем, нынче я уже не птаха,
Хоть порой пою
Про былое, скомканное страхом,
Про тоску мою.
Подколодная напасть боится,
Хоть она жадна
До такой, как я, мудреной птицы,
Падавшей до дна,
Но потом вздымавшейся в полете,
Что твоя душа,
Словно не сидела на болоте,
Перья вороша,
Словно не шарахалась по-рабьи,
Пряча в крылья грудь,
Словно не шептала: «Ах, пора бы
Мне бы отдохнуть!»
Страх змеиный мне не гнет колена,
И живу – живой…
Отчего такая перемена?
Гордость – отчего?
Оттого что и в плену болота,
И в тисках тоски
Родины работы и заботы
Стали мне близки…
Город и годы