Победное отчаянье. Собрание сочинений [4]

В это же время, благодаря чтению Андреева, а затем знакомству с символистскими воспоминаниями о нем, юный Щеголев узнает и об Андрее Белом, постигает смысл его литературно-эстетических сочинений: «Я стал вникать в этот мир. В этом мире люди “летают на звуках”, в этом мире я почему-то всегда видел огромного человека непременно с изумленными очами и лбом величиною с купол. Это был Андрей Белый, хотя в то время я еще не знал, как он выглядит.» [23] 2

Итак, в 12-13 лет – Лермонтов, затем, в 14-15 – Андреев, Блок, Белый. Для формирования художественных ориентиров эстетическая парадигма весьма стройная, последовательная. И с самой юности – способность создавать эмоциональный облик очередного кумира из слов и строк его сочинений. Более поздние статьи Щеголева, стихотворения, эпиграфы свидетельствуют, что в юности читал он и Пушкина (которого очень хорошо знал), Гоголя, Достоевского, Толстого, Кольцова, Некрасова, Надсона. Любовь к Маяковскому пронес через всю жизнь. Его дипломное сочинение, посвященное творчеству Маяковского и защищенное в Свердловском госуниверситете в 1953 году, было позднее опубликовано в московском издательстве в качестве пособия для учителей [24] .

Взросление Щеголева и его творческое становление счастливо совпали с возникновением в Харбине литературного объединения «Молодая Чураевка». Созданная сибирским казаком, георгиевским кавалером-белопоходником Алексеем Ачаиром, «Чураевка» вошла в историю эмигрантских объединений как совершенно уникальное образование, где вопросы художественного мастерства поднимались наравне с вопросами духовного воспитания, где закладывались основы будущей самостоятельной деятельности питомцев (не случайно Ю.В. Крузенштерн-Петерец назовет свои воспоминания «Чураевский питомник») [25] . Роль Ачаира как доброго наставника харбинских «птиц певчих» [26] трудно переоценить. Собрав под своим отеческим крылом молодых ребят, в ситуации безвременья ищущих применение своей энергии, он обеспечил идеальные условия для их творческого развития и самовыражения. Ачаир органично воспроизвел атмосферу Серебряного века в ее харбинско-чураевской миниатюре, продолжил салонную культуру с мелодекламациями, чтением стихов своих и чужих, докладов о художественном творчестве с их последующим обсуждением [27] . В «Чураевке» работала литературная студия, художественный сектор (куда приглашались все известные в городе художники, курирующие «молодых работников, изучающих живопись»), театральная студия (где «опытными театральными работниками» читались доклады «по вопросам театрального искусства»), а также музыкальная и вокальная секции, проводившие свои показательные открытые вторники, посвященные отдельным композиторам (Григу, Скрябину и т.д.) [28] . Позднее была открыта общественно-научная секция. Все, кто был мало-мальски одарен – в сочинительстве, музицировании, пении, художественном чтении, – имел возможность проявить себя и услышать либо восторженную похвалу, либо доброжелательную критику. «Так сочетаются в одно целое – Литература, Наука и Искусство. И так – творческая молодежь продолжает культурную традицию нашей любимой Родины, Традицию Национальной Культуры…» – отмечал в восьмую годовщину «Чураевки» ее организатор [29] .

Литературная студия собиралась еженедельно по вторникам в 8 часов вечера в здании ХСМЛ. «Присутствуют желающие из действительных членов кружка, члены-сотрудники и иногда специально приглашенные из посторонних. Обычно сначала прочитывается проза, затем стихи <…> Благодаря порядку, выработавшемуся в течение ряда собраний, автор получает почти исчерпывающую оценку своих произведений присутствующими членами кружка», и хотя эти оценки «не всегда бывают лестными для авторов, но здоровая атмосфера дружеской, хотя подчас и суровой критики, почти никогда не нарушается», – писалось в газете «Чураевка» [30] . В разные годы в состав Литературной студии входили Н. Светлов, Н. Петерец, Г. Гранин, Л. Андерсен, Л. Хаиндрова, Вл. Слободчиков, О. Тельтофт, М. Волин, В. Перелешин и др.

Молодежи было дано право самой выбирать кумиров – не по воле партийного циркуляра, а по велению сердца и собственного художественного чутья. Здесь увлекались попеременно Блоком, Гумилевым, Северянином, Маяковским, Пастернаком, Волошиным… Вот как пишет об этом В. Перелешин в «Поэме без предмета»: