Победы, которых не было

Почему же за прошедшие с той поры шестьдесят лет документы, раскрывающие замыслы советского командования, все еще не рассекречены? (Даже в последних прекрасно оформленных сборниках, впервые обнародованных документов «Сталинградская эпопея»[463]

и «Сталинградская битва»[464]

помещена лишь второстепенная информация.) Это весьма странно, ведь их публикация только бы подчеркнула величие замыслов военачальников Красной Армии. Если эти планы, конечно, соответствуют тому, что полководцы написали в своих мемуарах. Но раз покров тайны вопреки здравому смыслу не снят, то волей-неволей закрадываются разного рода сомнения. Впрочем, так или иначе, а за неимением других источников первичную информацию все равно придется черпать из воспоминаний главных советских стратегов того времени — маршалов Жукова и Василевского[465]

.

Намерения Ставки в книгах упомянутых авторов представляются следующим образом: главный удар наносится на юге, где путем проведения ряда последовательных широкомасштабных операций достигается разгром всего правого фланга неприятельского фронта. В центре, на московском направлении предпринимается отвлекающее наступление. При удачном стечении обстоятельств перед ним ставилась ограниченная цель «срезать» так называемый «Ржевский балкон» — большой выступ германских позиций, направленный к столице. Однако основная его задача — не дать Берлину снять для переброски на юг какие-либо войска. Еще один вспомогательный удар — прорыв блокады Ленинграда — намечался на севере. Силы, выделенные для него, в рамках узкого участка были, конечно, очень большие. Однако, в сравнении со всей массой Красной Армии, они оказывались незначительными. Иными словами, все задумывалось в такой последовательности, как и случилось потом на деле.

Но в таком случае элементарные основы военной науки диктуют и концентрацию наиболее мощной группировки Красной Армии на юге. В противном случае гарантированы бессмысленные потери и угроза провала планов всей кампании. Вступают в противоречие с маршальской версией и те документальные цифры с фактами, что были опубликованы в последние полтора десятилетия советской власти. Первая информация к размышлению на данную тему появилась в 1976 году, когда увидел свет шестой том 12-томной «Истории Второй мировой войны». Согласно его сведениям[466]

, советские армии севера и центра (от Ленинграда до Волхова) на 19 ноября 1942 года имели в своем составе 3,1 миллиона человек, а юга (от Новой Калитвы до Черного моря), несмотря на гораздо большую протяженность их позиций, всего 1,9 миллиона. Схоже выглядит и соотношение военной техники — орудий 41 100 к 24 300, самолетов 1672 к 1408, танков 4464 к 1782. Последнее особенно странно. Ведь главная ударная сила тогда заключалась именно в танках, не говоря уж о том, что леса и болота северо-запада не лучшая арена для бронетехники — то ли дело приволжские или донские степи. И даже маршевое пополнение фронтовых частей за октябрь — ноябрь не в пользу юга — 152 000 человек к 170 000.

Следующий материал по этому вопросу появился в статье полковника В. Т. Елисеева, опубликованной в «Военно-историческом журнале» № 11 за 1987 год и сообщающей о том, что наибольшее усиление — более четверти своих стрелковых соединений — за октябрь — ноябрь 1942 года получил Калининский фронт, занимавший северный фас Ржевского выступа. Кроме того, если другие данные этой статьи «наложить» на информацию только что упоминавшегося 6-го тома «Истории», то можно узнать, что из двадцати танковых корпусов Красной Армии — основного инструмента развития стратегических наступлений тех лет, вводимого в дело после прорыва обороны, — на московском направлении находилось восемь, а на юге лишь пять. Аналогичная картина и с механизированными корпусами (также предназначавшимися для расширения первоначального успеха и оснащавшихся большим количеством танков). Юго-Западный и Сталинградский фронты имели по одному такому соединению, а Калининский фронт целых три.

В общем, армии, заслонявшие Москву и якобы готовившие отвлекающее наступление, намного превосходили в силах объединения, призванные, по официальной версии, нанести основной удар. Говоря проще, география расположения советских войск к началу зимней кампании 1942–1943 годов не позволяет сделать вывод о выборе южного фланга в качестве главного театра. Логика подсказывает, что на самом деле Кремль основные усилия решил сосредоточить на московском направлении, а контрудар под Сталинградом рассматривал как вспомогательный.