Комментировать здесь, естественно, нечего, а можно только заметить, что журналист Кривицкий вместе с начальством явно небрежно делали свою работу. Врать ведь тоже надо уметь. По крайней мере, хотя бы продумать причинно-следственную цепочку. Если бы эти строки первым прочитал дотошный немец или практичный англосакс, то наверняка не избежать бы автору вопроса: «Каким образом и от кого он узнал столько красочных подробностей, если все погибли, а других свидетелей и радиосвязи с командованием у героев не было?». Но, видимо, и Кривицкий, и редактор «Красной звезды» Ортенберг в профессиональном отношении были «истинно русскими людьми» — поэтами в душе и любителями красного словца, не обращавшими внимания на «скучные мелочи» реальной жизни, сковывавшие простор эпической фантазии. Ну, а дальше миф стал жить своей самостоятельной жизнью, и освященная всей мощью тоталитарного государства откровенная журналистская халтура превратилась в непоколебимую аксиому.
Таким образом, 28 ноября 1941 года можно считать официальным днем рождения мифа. Далее он совершенствовался только в деталях. Постепенно исчез предатель. Политрук Клочков со временем чудесным образом оказался 7 ноября не на фронте, а в Москве на Красной площади, где участвовал в знаменитом параде. И так далее. Однако главные свои каноны легенда обрела именно в конце ноября под пером Кривицкого и с тех пор существенной редактуре уже не подлежала.
В этом вскоре успел убедиться и восстановленный после столь громких публикаций в должности командира 1075-го полка полковник Капров, — показавший на допросе по делу панфиловцев в 1948 году:
«В конце декабря 1941 года, когда дивизия была отведена на формирование, ко мне в полк приехал корреспондент „Красной звезды“ Кривицкий вместе с представителями политотдела дивизии Галушко и Егоровым… В разговоре со мной Кривицкий заявил, что нужно, чтобы было двадцать восемь гвардейцев-панфиловцев, которые вели бой с немецкими танками. Я ему заявил, что с немецкими танками дрался весь полк… Комиссар дивизии Егоров мне приказал выехать на место боя вместе с Кривицким (к концу декабря Дубосеково уже отбили у немцев). Фамилии Кривицкому по памяти давал капитан Гундилович, который вел с ним разговор на эту тему. Меня о фамилиях никто не спрашивал…»
Таким образом, около тысячи солдат 1075-го полка, погибших и пропавших без вести в том бою, оказались выкинутыми из истории Второй мировой войны. Зато в числе двадцати восьми чудо-богатырей оказались вообще не участвовавшие в сражении 16 ноября: «павший герой» Кужебергенов, например, добровольно сдался в плен раньше этого дня, а еще один «панфиловец» — Добробаба в реальности дезертировал, а затем служил у немцев в полиции.
Последнему, кстати, выпало сыграть в жизни мифа заметную роль. Через два с половиной года после войны его вычислили и арестовали за предательство. Можно себе представить, каково было удивление следователей, когда они выяснили, что перед ними сидит один из павших всесоюзно знаменитых легендарных героев. Срочно последовал строгий приказ провести тихое расследование «дела о подвиге двадцати восьми», строки из протоколов которого цитировались выше. Результаты дознания 10 мая 1948 года Главным прокурором Вооруженных Сил СССР генерал-лейтенантом юстиции Афанасьевым были доложены Генеральному Прокурору СССР Сафонову. Тот сообщил их одному из главных сталинских подручных — А. А. Жданову. Но даже установив истину, советские вожди продолжали культивировать «патриотическо-воспитательный» миф.
Тем временем и Кривицкий постепенно уяснил, что сделал угодное для власти дело. В Израиле недавно опубликованы мемуары карикатуриста Бориса Ефимова, где автор вспоминает, что, зайдя однажды к Кривицкому, застал там споривших с ним на тему о праве журналиста на вымысел Твардовского и Гроссмана. Кривицкий, потрясая своей брошюркой о подвиге панфиловцев, кричал: «Так вот, что бы вы тут ни говорили, можете сомневаться сколько вам угодно, а вот эта дерьмовая книжонка через каких-нибудь четверть века будет первоисточником! Да! Да! Первоисточником».