Побег

– Ну хватит тебе! Надо с этим прекращать. Делать новые санки смысла нет, так что оставим до холодов эту плиту здесь. А как снег ляжет – потащим дальше.

– Снег? – Алекс искренне рассмеялся и хлопнул Максима по плечу. – Хочешь все лето отдыхать, что ли? Нет, брат, когда совсем сухо станет, будем катки использовать. Наши старшие уже все продумали!

– Какие еще катки?

Нахмурившись, Максим оглядел команду «людоедов». Маша и десяток мелких впряглись в «упряжку» – тянули спереди, с помощью канатов, которые сами же и плели из коры и веток, и шестов с крюками. Толку от них было мало, особенно от канатов, которые постоянно рвались, но таким образом они хоть немного могли помочь. Основная нагрузка приходилась на тех, кто толкал сзади. Шестеро мужчин, считая Вовика и тех мелких, что были постарше. Все тощие, как скелеты, да и сам Максим выглядел не лучше.

– Обыкновенные, рожа твоя дикая! – Алекс скорчил страшную морду, оскалился и сделал вид, что пытается схватить Максима. Так он изображал мутов, когда хотел подразнить рабов. – Как вы там жили, а? Немудрено, что до людоедства докатились! Ваши когда деревья валят, то потом разбивают стволы на части. Вот эти части будем подкладывать под плиты и катить, так еще легче. Так что радуйся! Но пока тащите так, хватит отдыхать!

– Но от Цитадели ничего не останется, – робко заметил Валька. – Куда же нам от мутов прятаться?

– Вот когда ничего не останется, тогда и будешь жаловаться! Давайте, налегли-навалились! Меня постоянно ругают из-за вас!

Максим уже давно мысленно попрощался с Цитаделью. Когда зимой они едва доковыляли до Березового сруба, их уже поджидали с рогатинами. Но Максиму удалось все же добиться встречи со старейшиной. Его звали не по должности, а по имени, точнее, по давным-давно данному прозвищу: Клюква. Это, как объяснили Максиму, то ли горькая, то ли кислая ягода, которая растет во влажных местах, поэтому ее давно никто не собирает: мутов боятся. Но в детстве Клюква как-то раз заблудился, нашел ягоды и ел их двое суток, пока его не нашли. Потом мучился животом или еще как-то болел, вот кличка и прилипла. У Клюквы тоже было детство, его не называли просто «мелким», он был намного старше всех обитателей Березового сруба и, конечно, Цитадели. Впрочем, теперь и в Срубе было полным-полно мелких, которых тоже мало кто считал. Ничего не поделаешь: бабам не запретишь рожать. Да и спокойнее так – беременная в мута не обратится, значит, ее можно и одну оставлять.

В том памятном разговоре Максим почти сразу употребил слово «рабы», которое откуда-то помнил со своего счастливого детства, но никогда прежде не использовал – повода не было. Клюква, хоть и нахмурился, заинтересовался. Осознав, что «беженцы» находятся в совершенно бедственном положении и понимают, что просто так их никто не выручит, старейшина приказал гостям подождать и ушел на час с кем-то советоваться. А когда вернулся, в сопровождении воинов, то условия для начала выдвинул самые простые. Все обитатели Цитадели, до единого, должны были выйти без оружия из крепости и позволить березовским там все осмотреть. «Дальше поглядим, как жить станем!» – сказал Клюква.

Они пришли туда втроем, а возвращались с Валькой – Алку березовцы оставили, пожалели. Девушка испугалась и все рвалась домой, но Максим тоже решил, что так лучше: давно ничего не евшая, в лохмотьях, она могла просто не выдержать возвращения в Цитадель. Да что там Алла – без него и Валька не дошел бы, после бессонной длинной ночи на холодной стене. Когда они вернулись, Максим, прежде чем разговаривать с Главным, потребовал мяса. Холод и голод поумерили его брезгливость и нежелание быть дикарем. Прежде всего он хотел быть живым.

– Считай, они согласились… – прохрипел Косой, лежавший на лавке. – Про озерных ты им не рассказывал?

– Нет, как уговорились. – Максим рвал жареное мясо с кости и старался не думать о том, что это, скорее всего, часть прежнего Головы. – Но придется рассказать. Хуже будет, если сами узнают.

– Расскажем, – кивнул Андрей. – Если хотят быть нашими хозяевами, то пусть защищают. Жаль, конечно, что так вышло… Ничего, нам бы до тепла дотянуть, сил набраться, а там – поглядим. Но пока придется делать, что велят.

– У них нет доктора, как вы думаете? – спросил Илья, все держась за бок. – Дышать больно. И жар у меня.

Ему никто не ответил. И без того всем было ясно, что доктора на свете давно перевелись, только самые старшие их помнили. Если же у березовских остались какие-то лекарства из прежнего мира, то они берегут их, как сокровище, и на «беженцев» тратить ни за что не станут. Илья прожил еще неделю, не больше, и все время мучился. Потом замерз возле нетопленой печи, когда все ушли на работы. И еще четверых стоил общине бой на «торге» с озерными: раны воспалились, и их медленно убил телесный жар. Но Косой, как ни странно, выжил и поднялся.