Побег из Вечности

В восемь приходил надзиратель. Он приносил завтрак – кофе и две свежие булочки. Если это был Мак, мы перебрасывались с ним несколькими фразами, и он уходил. Если кто-то другой, то все происходило молча.

В первый год я упорно занимался французским языком и гимнастикой. Потом, когда пошел второй, мой энтузиазм стал ослабевать. А к началу третьего иссяк совсем. Я понял, что никогда не выйду отсюда. Это случилось в тот день, когда надзиратель Фарш, обычно всегда молчаливый, выводя меня из прогулочного дворика, располагавшегося на самом верху башни, вдруг остановился на лестнице и ткнул пальцем в узкое окно:

– Видишь вон там?

Я взглянул по направлению его пальца. Вдалеке, у подножия холма, виднелись белые могильные плиты.

– Это тюремное кладбище, – продолжил надзиратель. – На нем лежат двадцать семь человек – все те, кто был заключен сюда пожизненно. Они вели себя по-разному. Одни тупо ждали конца и ничем не интересовались, другие, как ты, пытались совершенствоваться в чем-то. Но у всех между тюрьмой и кладбищем не оказалось никакого промежутка. Чудес не бывает. Отсюда сразу туда. Так стоит ли прилагать такие усилия? – Надзиратель имел в виду мои физические упражнения во дворике.

В тот день я окончательно признался сам себе, что поселился здесь навсегда. Первая мысль была о том, какой смысл жить дальше? Как ни крути, никакого. Но умереть здесь тоже оказалось непросто. Повеситься на простынях? Слишком толстые, да и не к чему привязать. Перерезать вены тоже нечем. Все предусмотрено. Оставалось одно – умереть от голода. Но это тоже не удалось. Через неделю голодовки ко мне в камеру вошли трое здоровых надзирателей и врач. Меня скрутили и поставили два укола. Видимо, витаминный концентрат и глюкозу. Мои недельные муки голода оказались бессмысленными.

Проснувшись, я продолжал лежать на кровати. Сегодня приснился хороший сон. Очень яркий. Мне удалось запомнить почти все. Теперь я перебирал его в голове картинка за картинкой: море, корабль, пляжи, люди. Еще была какая-то женщина. Я вспомнил девушку на «Мазде-Кабуре». Собственно, я и не забывал ее. Хотя теперь это было ни к чему. Интересно, вспоминает ли она меня? Вряд ли.

Я встал и кинул взгляд на календарь. Сегодня два с половиной года, как я оказался в тюрьме. Не так много, если брать во внимание то время, которое мне предстоит здесь провести. Я еще только начинал приспосабливаться к вечности и постигать ее. Это было все равно, что заглядывать в черную бездну, понимая, что придется туда войти. Но другого выхода не было. Если бы за этими стенами у меня остались родственники или друзья, которые знали бы, где я… Тогда еще можно было питать надежду, что рано или поздно они докажут мою невиновность и я смогу выйти отсюда. Но в этом месте первой умирала надежда, а потом уже человек. И это было самым страшным.

Через два дня Рождество, потом Новый год. Еда на этот период станет разнообразней, а от надзирателей Фарша и Шано будет ощутимо попахивать винным перегаром. А потом на пару долгих месяцев небо перестанет быть голубым. За окном повиснет монотонный дождь, завесу которого станет рвать холодный ветер. И наступят самые жуткие времена. Затяжные периоды, когда остро хочется умереть. Моментально. Сейчас же. Тогда я, не двигаясь, мог весь день сидеть в оцепенении. Без единой мысли. Но сегодня небо за окном имело синий цвет, и у меня было хорошее настроение.

Когда за стеной послышался звук приближающегося автомобиля, я встал с кровати. Машина везла в тюрьму хлеб. Значит, уже семь утра.

Завтрак принес Мак, болезненного вида человек с тусклым взглядом. Он позволял вести с ним короткие беседы, из которых мне удавалось узнавать разные мелочи, касающиеся тюрьмы. И не только. А заодно совершенствовать французский.

– Что? – спросил я, поймав на себе его продолжительный взгляд.

– Я вот думаю, отчего люди попадают в тюрьму, отчего они становятся такими, как ты, вынуждая общество навсегда изолировать их от себя.

– Ну и отчего же? – спросил я.

– Все от нехватки, – произнес Мак. – Одни от хронической нехватки денег, другие от такой же острой нехватки внимания к себе и пренебрежения общества, третьи от нехватки любви, точней, от ее отсутствия. Вследствие первого получаются грабители, вследствие второго – люди с ущербной психикой. Из них и выходят маньяки-убийцы.

– Откуда такие тонкие наблюдения? – с трудом скрывая иронию, поинтересовался я.

– Без малого двадцать лет здесь, – ответил Мак. – Видел всяких.

– Ты забыл сказать, что происходит с теми, кому не хватило любви, – напомнил я.

– Они становятся такими, как я. Надзирателями, – тихо произнес Мак и захлопнул кормушку.

Я некоторое время озадаченно стоял перед дверью, потом поставил поднос на стол и принялся за кофе. День начался неплохо. Мак подкинул мне пищу для размышлений. Информация извне всегда большая ценность.

Я пил кофе и думал, что он хотел всем этим сказать. Может, то, что он ошибся, и ему следовало попробовать себя на другом поприще. Рискнуть хоть раз в жизни и взять банк или что-то в этом роде.