Побег [СИ]

В комнате густо пахло махоркой, мышами и еще чем-то затхло-пыльным. Но все это: и шашки, и иконы, и скамейки с креслом — Савелий рассмотрел много позже, только после того, как смог несколько успокоиться и пройтись по дому, ну а пока же он не отрываясь смотрел на стоящую на столе домовину (вырубленный из цельного бревна гроб), в котором, торжественно сложив руки на груди, лежал древний старик с реденькой, седой бородой, в белой гимнастерке с двумя прямоугольными карманами на груди и темно-синих шароварах, с ярко-алыми лампасами и крупной золотой серьгой в правом ухе. Вся левая сторона груди усопшего казака увешена была крестами и незнакомыми для зэка орденами. Но не ордена и кресты, украшающие грудь, по-видимому, отважного при жизни казака, останавливали взгляд Саввы, а его руки. Руки темно-коричневого цвета, напрочь высохшие, с тонкими, длинными пальцами и резко выпирающими суставами.

— Е-мое! — выдохнул пораженно Савелий и, судорожно сдернув с головы шапку, принюхался… Но нет, пахло всем чем угодно, но только не тленом. Не было того приторно-отвратного запаха разлагающейся плоти, обычно сопровождающего уход человека из жизни…

— Когда ж вы, ваше благородие, изволили откинуться? — подбодрил самого себя Гридин и притронулся к правой руке усопшего, у которого меж высохших пальцев, неизвестно каким чудом, держалась коротенькая церковная свечечка коричневого воска.

Под чуткими пальцами беглого вора кожа хозяина домовины зашуршала пересушенным табачным листком, тускло и одновременно вызывающе громко.

— Похоже, давненько… — решил Савва и, не обращая более на покойника никакого внимания, принялся осматривать дом.

Несмотря на кажущиеся небольшие размеры сруба, зэка обнаружил кроме основной комнаты, с гробом на столе, еще небольшую кухоньку, половину которой занимала массивная печь, выложенная из обломков сероватого сланца. Из кухни, через широкий дверной проем, занавешенный куском простенькой материи, Гридин попал в спальную. Широкие нары, вместо матрасов медвежьи шкуры, прикрытые почти прозрачной от ветхости и многочисленных стирок простынею с остатком золотого шитья по уголкам, в виде какого-то герба. Уже виденная Саввой на кухне печь, одной из своих стен выходила как раз к ногам нар, так что зимой здесь, надо полагать, было более чем тепло. И вообще, складывалось впечатление, что тот, кто сейчас лежал в кедровой своей домовине, перед смертью старательно прибрался во всем доме и, если бы не слой пыли, лежащей повсюду, можно было подумать, что хозяева скита вот-вот вернутся… Если бы не слой пыли.

…Естественная физиологическая потребность выгнала зэка из дома и он, как был босиком, выбежал во двор. Как ни странно, туалета Савелий не обнаружил и, помочившись в заросли лопуха, поджимая от холодной росы босые ступни, направился к странному сооружению, торчащему посреди двора. На высоком столбе, густо обмазанном медвежьим жиром, под крышей из дранки примостилось нечто похожее на большой скворечник, с метровой дверцей на тронутой ржавчиной щеколде.

— От зверья, надо полагать, — решил Савва и, приставив к «скворечнику» лестницу, лежащую в траве, нетерпеливо забрался наверх.

Окислившиеся петли натужно скрипнули, и в лицо ошарашенного беглеца шибанул сказочный, ни с чем не сравнимый запах меда, которого здесь было немало. На полочке стояло несколько берестяных округлых коробок, наполненных сотами, полными уже побелевшего меда, нарезанными крупными квадратами. У противоположной стены на крепком шпагате висело, богато поблескивая выступившей солью, несколько сушеных рыбин, а в самом углу кладовочки, на деревянном сучке-крючке висела темно-багровая, почти черная кабанья ляжка — солонина.

— Ну, ни хрена себе! — радостно хрюкнул Савва и, сдернув мясо с крюка, не без труда поволок его в дом, не забыв плотно прикрыть дверцу «скворечника».

— Ай да казаки, ай да молодцы! — не переставая повторял он, нетерпеливо орудуя острым ножом на наспех протертом от пыли кухонном столе. Под довольно толстой и твердой, как подошва коркой солонины, оказалось сочное и вкусное мясо.

Кусок за куском, почти не пережевывая его, глотал оголодавший Гридин дармовое угощение, сожалея лишь об отсутствии воды…

— Эх, сейчас бы чифирьку кружечку! — сытно зажмурившись, откинулся от стола Савва и запустил пальцами под козырек своей шапки, заведомо зная, что сигареты уже давно кончились…

Оставив все на столе как есть, он с трудом поднялся с табурета и, пройдя несколько тяжелых трудных шагов, рухнул в постель.

— Да чифирь сейчас бы не помешал… — мечтательно пробормотал Савелий уже сквозь сон…

4.

— …Ты уж, малый, похорони меня как-никак, — увещевал его сквозь сон чей-то голос, негромкий и спокойный. — Негоже с мертвяком под одной крышей находиться. Не по-христиански это как-то… Одежу можешь взять, тебе она нужнее будет… Только исподнее, будь мил, оставь, да на кресты не зарься, в гроб положи… У тебя, чай, свой крест не из легких… А что курева нет, не тужи, в светелке, под образами найдешь табачок, верно говорю… Но похорони меня… Устал я, ох как устал…