Побоище князя Игоря

Казалось бы, дело решится без войны и киевский стол займёт брат Андрея Боголюбского. Однако братья Романа Ростиславича: Мстислав, Рюрик и Давыд — возымели дерзость не уступать северным Мономашичам киевский стол.

«Будем насмерть биться за то, чтобы Киев достался роду Мстислава Великого, а не роду Юрия Долгорукого!» — заявили они послу Андрея Боголюбского.

Рати Андреевы уже приближались к Смоленску, а Ростиславичи только-только полки собирать начали, послали за помощью к Ярославу Осмомыслу и к полоцкому князю. Киевляне, памятуя недавний разгром своего города суздальцами и их союзниками, напрочь отказались сражаться за Ростиславичей.

Сила была на стороне Андрея Боголюбского. И сила эта росла по мере приближения Андреева войска к Киеву. Сначала выразил покорность суздальскому князю Роман Ростиславич, дабы уберечь от разорения Смоленск. Он даже дружину свою отправил в поход на родных братьев во главе с сыном. Близ Чернигова к Андреевым ратям присоединились Ольговичи со своими полками. Святослав Всеволодович взял в поход не только родного брата Ярослава и двоюродных братьев Олега с Игорем, но и двух племянников Андрея Боголюбского, которые изгойствовали у него в Чернигове.

Из Городца-Остерского пришли братья Андрея Боголюбского, Михаил и Всеволод. Пришли чёрные клобуки из Поросья. Пришли берендеи с Посулья. Привёл переяславскую дружину юный князь Владимир Глебович.

Видя, какая многочисленная рать на них надвигается, Ростиславичи уступили Киев без сражения и разошлись по разным городам. Рюрик затворился в Белгороде. Мстислав запёрся в Вышгороде. Давыд ушёл в Овруч.

На столе киевском сел Михаил Юрьевич.

С ним остался воевода Андрея Боголюбского Борис Жидиславич с ростовцами, суздальцами и белозерцами. Вся остальная рать двинулась к Вышгороду, где засел самый воинственный из Ростиславичей, Мстислав. Главенство над войском принял Святослав Всеволодович как самый опытный из князей.

Игорь и Олег оказались в передовом отряде вместе со Всеволодом Юрьевичем, самым младшим из братьев Андрея Боголюбского. Всеволоду было всего семнадцать лет.

Игорь хоть и был старше Всеволода на три года, но держался с ним на равных, сразу распознав в нём родственного по духу человека. Суждения Всеволода были полностью разделяемы Игорем, тем более были близки и понятны ему обиды Всеволода на брата Андрея, который изгнал из отчины братьев и племянников, но не выпускает их из своей воли, используя в своих интересах на юге Руси.

Дружина Всеволода наполовину состояла из берендеев и торков[68]

, приграничных кочевников, издавна живущих между Русью и половцами. Первое, что сразу бросалось в глаза, это отменные лошади степняков арабских и ясских кровей. Создавалось впечатление, что торки и берендеи оберегают Всеволода от остальной его дружины, состоящей из русичей, набранных по разным пограничным городкам Киевской земли. Здесь были и бывшие тати, и беглые холопы, и просто отчаянные сорвиголовы, жаждущие поживы.

Держать в повиновении всю эту ораву Всеволоду помогали его воеводы: поляк Мечислав, бежавший из Польши за какие-то грехи, и торчин Чавдарь. Оба не выносили друг друга, но при Всеволоде старались не ругаться.

Дружины шли на рысях и, не доходя до Вышгорода, остановились на привал — уже смеркалось.

Олег, кичившийся тем, что его поставили во главе передового полка, на ночь дал вычурный пароль — «Вифлеемская звезда».

Игорь и Всеволод, услышав такой пароль, переглянулись и едва не расхохотались.

   — Клянусь чем угодно, мои торки слово «вифлеемская» забудут через час, — шепнул Всеволод Игорю.

   — Это ещё что! — усмехнулся Игорь. — Брат мой и похлеще пароли выдумывает.

На ночлег дружины расположились в пустой деревне, жители которой загодя угнали в лес скот и ушли сами подальше от беды.

Князья заняли лучшие избы.

Воины и воеводы расположились где только можно: в избах, банях, амбарах, под навесами. Лошадей пустили в огороды, где в это время года на грядках оставалась лишь капуста. Было начало сентября.

Игорь и Всеволод устроились в просторной избе окнами к лесу. Сидя за столом после скромного походного ужина, они завели беседу при горящей лучине.

За печкой храпел Мечислав.

Бесшумно передвигавшийся слуга Всеволода то и дело менял сгоревшие лучины, подливал собеседникам квасу в кружки.

   — А где Мстислав, сын Боголюбского? — спросил Игорь. — В прошлый раз он суздальские рати возглавлял вместе с Борисом Жидиславичем, а ныне Борис Жидиславич пришёл один. Захворал, что ли, Мстислав?

   — Мстислав Андреевич с новгородцами воюет, — ответил Всеволод. — Заметил, наверно, что в войске Андреевой нет новгородцев, хотя два года тому назад они на Киев ходили.

   — Вот оно что, — промолвил Игорь с нескрываемым удивлением, — значит, Новгород Великий имеет достаточно сил, чтобы противостоять даже суздальскому князю.

   — Сил у новгородцев, конечно, меньше, чем у Андрея, — продолжил Всеволод, — но брат мой своенравный довёл их до отчаяния, перекрыв торговый путь на Волгу и не пропуская в Новгород караваны с хлебом. Новгородцам лучше в битве лечь костьми, чем от голода помирать.