Но эти знания помогут нам понять, почему профессиональная ситуация, подвергающая нас непредсказуемому стрессу в течение всего периода бодрствования в сутках, может вызвать депрессию. В такой ситуации упадок сил и стремление уединиться — вовсе не болезнь, а здоровая реакция, где оптимальным решением будет, пожалуй, смена рода занятий. Естественно, проще сказать, чем сделать, но суть в том, что ненормальная реакция на ненормальную ситуацию скорее есть нормальное поведение, чем заболевание в мозге.
я упоминал, что меня потрясло, как ценно бывает увидеть страх с точки зрения мозга — это помогает нам не чувствовать, что в нас что-то сломалось, — и то же самое касается депрессии. Мы перестаем воспринимать себя как «бракованный товар», ведь депрессия проходит, поскольку чувства имеют тенденцию проходить. Когда жизнь кажется непроходимой тьмой, напомните себе, что вы биологическое существо. Все пройдет, хотя сейчас это так не ощущается. Так мы устроены. И вы не одиноки — вам составляют компанию как минимум 280 миллионов других людей.Повторюсь: не всегда депрессию можно объяснить стрессом и воспалением. Существуют и другие причины подавленности, не имеющие никакого отношения к защите от бактерий и вирусов, однако выполняющие важные функции. Одну из них мы рассмотрим ниже.
В 24 года я решил кардинально изменить свою жизнь. Я почти закончил учебу в Высшей экономической школе, летом подрабатывал в инвестиционных банках и консультативных бюро. Одновременно я бился над вопросом, мое ли это все. Вообще-то я задумывался над ним с первого дня учебы — чем дальше, тем больше — и к концу уже не мог бы просто отмахнуться.
Будущее меня не вдохновляло. К чему бы я ни стремился, за какие бы задачи ни брался, все сводилось к одному: выигрывает тот, у кого больше крон/долларов/фунтов. В том профессиональном мире, на пороге которого я стоял,
Сегодня я понимаю, что мои тогдашние размышления — прекрасная иллюстрация к поговорке «с жиру бесится». Едва оперившись, я уже рассматривал, не отказаться ли от огромного количества возможностей, — тоже мне жизненный кризис. Сейчас я понимаю также, что выбор был легким. Можно было просто поменять профессию, ведь я был так молод. Но в собственных глазах — с нездоровой соревновательной направленностью — я выглядел человеком на полпути к пенсии. Тогда мне казалось, что выбирать другой путь ужасно поздно, и это к тому же означало бы потерю четырех лет учебы — большой шаг, и решиться на него оказалось совсем нелегко.
Целую зиму и целую весну я провел вдали от всего. Размышлял. Плохо спал. Без конца прокручивал все это в мыслях и так и этак. Перемалывал до бесконечности. Решался. Передумывал. Снова решался. И снова передумывал. Я был подавлен, ни к чему не чувствовал мотивации, мне трудно было сосредоточиться на чем-то, кроме моих размышлений, но я продолжал держать их в себе. Год спустя я шагнул в актовый зал Каролинского института, чтобы начать учиться на врача. Задним числом я понимаю, что это было самое важное решение в моей жизни, и я не единожды размышлял над тем, не был ли период моей подавленности необходимым условием для принятия такого решения.
Будучи психиатром, я обнаружил, что многих моих клиентов, которые жалуются на плохое психологическое самочувствие, мучает необходимость принять серьезное жизненное решение. Сами они редко об этом упоминают, но, задав соответствующий вопрос, я очень часто узнаю, что именно так и обстоит дело. Одна женщина подумывала, не расстаться ли ей со своим партнером. Другой мой клиент не знал, уйти ли ему с работы, на которой он просидел слишком долго, и заняться ли чем-нибудь другим. Кто-то потратил несколько лет на поступление в театральный институт и теперь, после долгой череды неудач, стоял перед решением, не отказаться ли от мечты стать актером. В каждом из них я узнаю себя 24-летнего. Они без конца прокручивают все это в мыслях и так и этак. Перемалывают до бесконечности. Решаются. Передумывают. Снова решаются. Снова передумывают. И чувствуют себя плохо.