Почему Россия отстала? Исторические события, повлиявшие на судьбу страны

Данте Алигьери, изгнанный из Флоренции на рубеже XIII–XIV вв., рассматривает страсти еще с позиций человека Средних веков. Они, как таинственные звери (рысь, лев, волчица), преследуют героя на первой же странице «Божественной комедии»{1067}. И, взглянув на книгу Данте с этой точки зрения, мы вдруг обнаруживаем удивительную параллель с русской литературой XV в., в которой, по словам Дмитрия Лихачева, страсти «сравниваются со зверями, а сердце злого человека со звериным логовом, "гнездом злобы"»{1068}.

К России вернемся чуть позже, а пока констатируем, что «Божественная комедия» в целом представляет собой обзор всевозможных страстей, а самое главное – наказаний, которые последуют после смерти за потакание им. Что же касается нашего мира, то задача погашения конфликтов лежит, с точки зрения Данте, не на простом человеке, а на императоре, который в идеале должен взять под свою власть весь христианский мир{1069}. Верховный первосвященник должен вести людей к жизни вечной, а император – к земному счастью{1070}. В общем, все проблемы решаются высшими силами. Первые грустные мысли о том, каким образом человек сам может справляться со своими страстями, принадлежат Франческо Петрарке, лишенному родины из-за конфликтов и выросшему на чужбине – вдали от Флоренции. Войдя в состояние сложного экзистенциального кризиса, он в середине XIV в. написал книгу своих вымышленных диалогов с Аврелием Августином, в которых святой учит страдальца правильно смирять страсти – даже такие «возвышенные», как любовь к Лауре и стремление к поэтической славе{1071}

. А современник Петрарки Джованни Боккаччо в «Декамероне»{1072} рассказал, как следует бесстрастно решать проблемы с любимыми девушками. Один юный философ, узнав о любви другого юного философа к своей невесте, уступает тому девушку, а затем мудрый счастливец в длинном философском монологе убеждает ее обиженную этой историей родню в том, что так все и должно быть в правильно устроенном обществе.

Однако при всем значении идей Петрарки и новелл Боккаччо{1073} расцвет гуманизма приходится на более позднее время.

Согласно мнению германо-американского историка Ханса Барона, его развитие с 1420-х гг. представляло собой явление, связанное с историей флорентийского города-государства, а не только с теоретическими трудами отдельных мыслителей. Флоренция боролась за свободу и идентифицировала себя с Афинами, «научившими» свободе Грецию. Тирания же идентифицировалась с миланским режимом Висконти{1074}. Новые идеи развивались во Флоренции, поскольку они нужны были для легитимации политического режима, основанного на свободе. И в этой связи крупный флорентийский мыслитель и государственный деятель Леонардо Бруни характеризует Флоренцию как правильный город, противостоящий страстям: «В ней нет ничего беспорядочного, ничего неуместного, ничего неразумного, ничего необоснованного; каждая вещь имеет свое место, и не только строго определенное, но и подобающее и необходимое»{1075}. На самом деле, как отмечалось выше, страсти и конфликты во Флоренции бушевали, а с порядком и разумом дело обстояло сложно, но оценка Бруни свидетельствует о том, какой идеал видели флорентийцы.

Не случайно именно во Флоренции оказалось много мыслителей и художников с новым подходом к философии, живописи, скульптуре и архитектуре. Особый интерес среди них представляет творчество Леона Баттисты Альберти. Он был на 100 лет моложе Петрарки и испытал похожую судьбу. Семья Альберти была вынуждена бежать из родной Флоренции. Леон Баттиста появился на свет в Генуе. «Мы изгнаны несправедливо, нас преследуют без всякой вины, нами пренебрегают, нас страшно ненавидят», – писал он{1076}

. По всей видимости, личная судьба во многом определила формирование взглядов Альберти. Многие современные ему мыслители «полагали, что изучение классики ведет к мудрости, а также открывает путь к добродетели и подлинному счастью. ‹…› В его же трудах вырисовывалась скептическая перспектива относительно практических и воспитательных возможностей гуманизма»{1077}.

Альберти стал крупнейшим теоретиком архитектуры и свои представления о прекрасном строил на том, что «красота есть строгая соразмерная гармония всех частей»{1078}. По такому же принципу гармонии и согласия строил Альберти правильную семью, устройству которой посвятил специальный трактат{1079}. В основе правильной семьи лежала рациональность ведения домашнего хозяйства, устранение излишних расходов{1080}. Любопытно отметить, как соответствует у Альберти отсечение всего лишнего в архитектуре с отсечением всего лишнего в экономике. Поистине гармония была для него общим принципом организации человеческой жизни.