Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

«для… среднего и высшего классов [Запада] жизнь предлагала, с небольшими затратами и с наименьшими затруднениями, удобства, комфорт и приятности, недоступные самым богатым и самым могущественным монархам других эпох. Житель Лондона мог заказать по телефону, потягивая свой утренний чай в постели, самые разные продукты со всего земного шара… и у него были все основания ожидать, что их незамедлительно доставят к его порогу: он мог в тот же самый момент и с помощью тех же самых средств рискнуть вложить свое богатство в [разработку] природных ресурсов и в новые предприятия в любом уголке мира… Он мог незамедлительно обеспечить себе, по своему желанию, дешевые и комфортные средства для проезда в любую страну или любой климат без паспорта или каких-то других формальностей… и мог отправиться за границу в любые чужие земли, ничего не зная об их религии, языке или обычаях, имея с собой богатство в монетах. И если при этом он столкнулся с хотя бы малейшим препятствием, то был бы очень огорчен и сильно удивился бы»^{295}.

Но для романиста Джозефа Конрада, после того как он провел много времени в 1890 году в бассейне реки Конго, ситуация казалась совсем другой. «Завоевание земли — большей частью оно сводится к тому, чтобы отнять землю у людей, которые имеют другой цвет кожи или носы более плоские, чем у нас, — цель не очень-то хорошая, если поближе к ней присмотреться»^{296}, — заметил он в своем классическом антиколониалистском романе «Сердце тьмы». Конго, конечно, было крайним случаем. Бельгийский король Леопольд захватил эту страну как свою личную собственность и сделал себя миллиардером. Для этого были подвергнуты пыткам, искалечены и убиты 5 миллионов или больше конголезцев, чтобы заставить остальных обеспечивать его каучуком и слоновой костью. Однако он едва ли был единственным в своем роде. В Северной Америке и Австралии белые поселенцы почти истребили туземцев. Кроме того, некоторые историки винят европейский империализм еще и в том, что слабые муссоны в 1876–1879 и в 1896–1902 годах обернулись катастрофами. Невзирая на то что урожаи падали, крупные землевладельцы продолжали экспортировать продовольствие на западные рынки. В результате от Китая до Индии и от Эфиопии до Бразилии недоедание превратилось в голод. Вслед за ним явились дизентерия, оспа, холера и сама Черная смерть, унеся с собой, возможно, 50 миллионов ослабленных людей. Одни жители Запада собирали помощь для голодающих, другие притворялись, что ничего не происходит, а третьи, подобно авторам журнала The Economist

, сетовали, что меры по облегчению голода только приучают голодающих считать, что «долг правительства — сохранить их в живых»^{297}. Не слишком удивительно, что слова «Ужас! Ужас!»

^{298}, которые прошептал умирающий мистер Куртц — этот описанный Джозефом Конрадом злой гений, выкроивший себе персональное королевство в джунглях[196]

, — стали эпитафией европейского империализма.

Восток избежал худшего, но тем не менее претерпел поражение, унижение и эксплуатацию от Запада. Китай и Япония раскололись на разнородные группы патриотов, диссидентов и преступников, обвинявших свои правительства во всем, и взялись за оружие. Религиозные фанатики и ополченцы убивали людей Запада, заплутавших за пределами своих укрепленных компаундов, и бюрократов, которые попустительствовали этим пришельцам. В отместку за это западные военно-морские силы бомбардировали прибрежные города. Соперничавшие фракции использовались представителями Запада друг против друга. Когда одна фракция, поддерживаемая Британией, в 1868 году свергла законное правительство, Японию наводнило европейское оружие. В Китае гражданская война обошлась в 20 миллионов, покуда западные финансисты не решили, что смена режима негативно скажется на доходах. Вслед за этим «всегда победоносная армия» во главе с американскими и британскими офицерами и канонерками помогла спасти династию Цин.