Почему мама столько лет держала и держит её втайне?
Она прикрыла глаза, и перед глазами невольно возник образ торгового каравана, в кибитках которого прятали беженцев с отчаянными опустошенными взглядами. Лошади вели хозяев и их спутников мимо патрулей, огней и трупов куда-то на сияние надежды за горизонтом. Пахло свежей землёй, металлом и гарью. Дедушка Арата, сильно подвыпив, однажды рассказал по секрету, как они подобрали Мебуки в обречённом на смерть месте. «Кизаши встретился с ней взглядом и остолбенел, словно перед ним не женщина, а откровение из плоти и крови; он обернулся ко мне и сказал, совсем серьёзный, растеряв на миг все свои шутки, что или мы берём её с собой, или судьба ему остаться умирать вместе с ней. Твоя бабушка покрасила волосы Мебуки в каштановый, отдала своё самое нарядное платье. Каждому патрулю мы представляли твою маму невесткой, а она всякий раз сжимала руку Кизаши и кланялась, словно послушная жена. Жалко было девочку… и, тем не менее, время лечит, и Мебуки справилась». Много лет назад прозвучала эта история, и Сакура из уважения к родителям не расспрашивала их о том ужасе, а дедушка давно отошёл в мир иной от старости. Но теперь она не могла не гадать, кого он имел в виду под «бабушкой»? Эмико, свою жену, или Мидори? Платье, то самое платье, старое, потёртое, с вышивкой по красному сукну, которое мама всегда так бережно хранила, чьё оно?
— Клён похож на ладонь, — вдруг вспомнила Сакура, уставившись, не мигая, на деревянный стол. — Мама всегда придавала особое значение рукам. Она говорила, что если глаза отражают душу, то ладони — это зеркало сердца. Мозоли, заусенцы, земля под ногтями — всё это о чём-то говорит, и это мы ещё не затрагиваем гадание… Единственное, она не признаёт цветные лаки, только прозрачные. Говорит, прятать ногти — всё равно что перед собой лукавить, пытаться казаться лучше, чем ты есть, прятать своё «я» от мира, надевать маску.
— Интересно, — дипломатично ответил Ямато тоном человека, которому на самом деле абсолютно неинтересно.
Выждав долгую паузу, чтобы избежать драматичности, Сакура поднялась со вздохом из-за столика, не дождавшись нового стакана пива, пробормотала что-то про смену в госпитале, (хотя какая смена, у неё выходной), кивнула и поплелась вон, чувствуя себя по-прежнему потерянно. Неинтересно… Конечно, каждый имеет право на вкус, но… А вдруг мама не зря всю жизнь несла в себе философию с ладонями? Вдруг это оттуда, из бывшей страны Клёна? Как может быть неинтересна собственная история?
Возможно капитан Ямато потом осознал, что стоило бы ответить деликатнее, всё-таки подаренный свитер был очень хорошим. Почти чересчур хорошим в послевоенное время.
Сакура и её проводник, подняв над головами зонтики, сошли с крохотной, едва заметной, платформы и вступили на насыпную дорогу. Опавшие красные листья смешались с тёмной плодородной почвой и грязью. То тут, то там капли дождя ритмично разбивались кругами о лужи цвета кофе с молоком. Старые высокие деревья чернели на фоне густого белого савана горизонта. Пальцы чуть немели от прохлады. Дышалось очень глубоко и ровно. Тяжёлая влага воздуха кудрявила волосы, словно ладонь, опустившаяся на макушку.
— Так вы говорите, в Чихо живёт ваша бабушка? — внезапно прервал тишину спутник. Его лицо казалось знакомым; точнее, сочетание тонких симметричных черт с тёмным взглядом, присущим Учиха, и светлыми волосами как-то отзывалось в памяти, но имя ускользало из мыслей. Райкаге до самого конца выбирал, кого отправить, поэтому даже фамилии в последнем сообщении не было указано. Или Цунаде решила не говорить.
— Да, — ответила Сакура. Не было смысла скрывать то, что он и сам знал, наверное. — Я никогда её не видела, да и… до последнего момента не знала о её существовании.
— Последняя из Чихо, — произнёс спутник с каким-то тяжёлым, печальным и почти торжественным чувством.
— Что?
— Раньше считали, что там вообще никого не осталось, — объяснил он тихо. — Я, например, не знал.
— А почему должен был знать? — невольно заинтересовалась Сакура, голодная до хоть какой-то информации.
Спутник неожиданно вздохнул. Красный бумажный зонт — такой же, как у неё, — чуть наклонился, от ослабшей на миг хватки. Но потом рукоять снова перпендикулярно выпрямилась.
— Мои, — с явной неохотой начал он, — мои родители оттуда.
Сакура от удивления даже обернулась:
— Правда? — выдохнула. — Пожалуйста… пожалуйста, расскажите, что это за место. Я ничего-ничего не знаю, только формальности… Те, кто что-то помнит, отказываются говорить, а остальные…
— Остальным всё равно, не так ли? — улыбка на его лице выглядела горькой гримасой. Он отвернулся. — Понимаю. Но боюсь, что не смогу помочь. Я сам остался сиротой ещё в детстве, а потом получил бандану ниндзя, как и полагается беспризорным, подающим надежды.
— Мне очень жаль, — с чувством ответила Сакура. — Простите, если потревожила неприятные воспоминания.
— О, если бы воспоминания, — отмахнулся он с досадой. — Почти ничего от них не осталось. Само это вместо, тем не менее… отзывается во мне. А мы ведь ещё далеко от деревни.