Почка на экспорт

Я скептически покачал головой. Дом за эти годы сильно обветшал, пол давно нуждается в ремонте, а крыша во время летних ливней, судя по потёкам на обоях и потолке, течёт, как решето. Телевизор непрошеных гостей, кстати, почему-то не заинтересовал. Вот он, лежит себе на тахте экраном вниз, а рядом валяются обломки секретера.

На улице взвыла сработавшей сигнализацией машина. Я вздрогнул и, чертыхаясь, выскочил наружу. Во дворе никого не было, лишь ветер подметал землю своими порывами.

Я вернулся в дом, но на душе было как-то неспокойно. Царящий вокруг разгром действовал на нервы. Поэтому, разыскав большую картонную коробку, я упаковал в неё телевизор и погрузил в багажник. Затем, ещё раз обойдя дом, и не найдя больше ничего интересного, отправился в обратный путь.

Итак, Костя действительно нажил себе большие проблемы. Не удивлюсь, если на даче побывали те же люди, что и напали на него в подъезде. Интересовали их, видимо, документы, над которыми работал мой друг. Уж не история ли с дорожной аварией, где он так не вовремя появился, тому виной? Хотя, вряд ли. У Кости ничего, кроме фотографии и подозрений, не было, а их, как говорится, к делу не пришьёшь.

Так что причины всего происходящего лучше поискать в других, более ранних его расследованиях.

Машина выбралась на шоссе и понеслась к мерцающим в ночной дали городским огням, таким манящим и загадочным в окружающей тьме. Я не особенно торопился, погружённый в свои мысли, пока сзади не пристроился какой-то тип, слепя отражающимся в зеркалах светом фар.

Я чуть поддал газу, но неожиданный попутчик не отставал. Видимо, кто-то, возвращаясь с дачи, решил поиграть со мной в догонялки, соскучившись в пути. Я утопил педаль газа сильнее, и «Тойота», рыкнув, легко рванулась вперёд, увеличив обороты. Через несколько секунд машина почти летела по трассе.

Я удовлетворённо хмыкнул. Настырный водила наконец отстал, огни его фар светили теперь далеко позади, пока и вовсе не исчезли за поворотом.

Пора навестить Костю, решил я, въезжая в город и сворачивая к первой больнице. Лежит сейчас, наверное, один-одинёшенек, и думает, что про него все забыли. Здание первой больницы является одним из немногих, сохранившихся с дореволюционных времён. Металлическая табличка на входе свидетельствует, что в годы войны здесь был размещён военный госпиталь. До этого, насколько я знаю, в роскошном доме красного кирпича располагалось губЧК, а ещё раньше особняк принадлежал местному купцу и воротиле Бородину, расстрелянному в своё время победившим пролетариатом.

Недавно в больнице сделали очередной капитальный ремонт, но всё равно огромные коридоры внутренних покоев и высоченные потолки навевают мысли о начале века.

Я не стал толкаться в приёмном покое, пробиваясь сквозь кордоны цепких сварливых старушек-санитарок, организовавших самый настоящий блокпост для отражения посетителей. Вместо этого, пройдя через чёрный ход, я попал сначала в подвал, а уже оттуда с независимым видом поднялся на второй этаж, где располагалось хирургическое отделение.

В коридоре я столкнулся с Пастуховым.

— Ага, вижу, совесть всё-таки у тебя, заспанца, есть. А коньяк где? — нагло заухмылялся он.

— Тебе вредно пить коньяк, — парировал я.

— Это почему? — вытаращился Женька.

— Потому что коньяк расслабляет, снимает умственное напряжение и не способствует усиленной работе головного мозга. А у тебя и без коньяка проблемы с серым веществом, если судить по сегодняшнему докладу, ради которого даже не стоило просыпаться.

— Ну ты… ты, — Женька задохнулся от возмущения.

— Ладно, потом договоришь. Скажи лучше, к вам не поступал сегодня такой Кузьмин, предположительно, с травмами.

— Поступал, — Женька надул щёки и, похоже, всерьёз собирался обидеться.

— С каким диагнозом? — упорно не обращая внимания на его оскорблённый вид, поинтересовался я.

— Закрытая черепно-мозговая, сотрясение, перелом двух рёбер справа, ушибы мягких тканей, — нехотя начал перечислять Пастухов. Да, отделали Костю со знанием дела.

— В какой палате лежит?

— К нему нельзя, — отрезал не в меру принципиальный эскулап.

— Ну вот что, Женька, ты мне брось кочевряжиться, как юная пионерка. Если мне к нему надо — значит, надо. Ясно?

Он, вздохнув, смирился с судьбой, и проводил меня к Косте. Ожидания увидеть бедного друга забытым всеми и страдающим от одиночества не оправдались.

Во-первых, на его кровати сидела, держа Костю за руку, рыжая красотка с потрясающим бюстом, не иначе как шагнувшая сюда прямиком с обложки «Плейбоя». Во-вторых, у больного суетилась, посылая ему нежные улыбки и строя глазки, весьма симпатичная медсестричка. Очень хорошо устроился, ничего не скажешь.

Моё появление с телевизором в руках несколько разрядило начавшую накаляться обстановку. Костя, забинтованный с головы до ног, радостно заулыбался. Синяки под глазами ничуть не убавили его неотразимого обаяния.

— Аня, — представилась рыжая.