Почти моё золото

Надеюсь, у него крепкий желудок, потому что студенты, как я заметила, этот салат никогда не едят, а уж они-то, вечно голодные, сметают еду не глядя. Сказать, чтобы не ел салат, или не надо? Промолчу. Он меня в прошлом семестре заставил писать план, самому лень было, вот и нашел крайнюю. Злая я делаюсь к старости.

— Точно! В собственной квартире находиться страшно, — поддержал его кто-то.

На салат больше никто не покушался. Другие преподаватели, как и я, оказались наблюдательными. Замдекана поедал салат, все с любопытством на него косились и молчали, мстители. Не одной мне он насолил.

— Торжественно все прошло.

— Видели, сколько людей пришло на кладбище? Даже Сыченюк был. Он простой хороший мужик, всегда поможет, если что-нибудь надо, я у него в архиве диссертацию сделал, — добавил один из преподавателей.

— Это Сыченюк — то хороший?! — взвилась Марина Караваева.

— Чем он тебе не угодил?

— Расскажу, чем. Помните, он этой весной сидел на нашей научной конференции?

— Ну и что?

— Он тогда обещал дать Кросову денег на издание какой-то монографии, я сама слышала, они вот на этой самой кафедре договаривались. И где же, позвольте спросить, эти деньги? — поинтересовалась злопамятная Марина. Я сразу насторожилась. — Он так хотел издать книгу! А теперь Кросова уже живого нет!

— Царствие небесное Леониду Борисовичу.

— Светлая память.

Все выпили, и Сыченюк был забыт.

Я грустно сидела за общим столом, делала вид, что пью и обдумывала, кому мог помешать тихий пожилой профессор. Племянник Кросова сказал кому-то на кладбище, что из квартиры ничего не пропало, хотя в вещах и рылись, а я со своим музыкальным слухом услышала, хоть и стояла далеко от него. Что искали? Возможно, профессора убили или случайно, или потому, что он что-то знал. Случайно вряд ли. Сомнений у меня почти не оставалось: все это произошло из-за монографии о сокровищах Серапиты.

Одного не могу понять: зачем убивать человека из-за неизданной книги? Тем более что книгами об исчезнувших сокровищах можно завалить всю Москву. Если убивать каждого автора, никаких кладбищ не хватит. Я читала статьи и о более реальных гробницах, которые, в конце концов, находили. Гробница Серапиты всегда относилась к области легенд. В научном мире считается, что с тем же успехом можно искать домик, в котором жила бабушка Красной Шапочки.

Надо мной долго потешались после последней конференции, а я в своем докладе всего лишь в нескольких словах упомянула о захоронении. Именно тогда на конференцию случайно забрел заведующий окружным архивом Сыченюк. Я как раз спускалась с трибуны под дружное улюлюканье народа, как вдруг все подскочили, пропуская дорогого гостя и освобождая ему почетное место. На него не обратили внимания только три человека: профессора Никитин, Чебоксаров и Кожухов.

Профессор Никитин, приехавший из Сочи, с яростью патриота доказывал, что юг России скрывает много тайн и сокровища Серапиты ерунда по сравнению с этим. Чебоксаров с ним соглашался, а Кожухов нет. Или наоборот, сейчас уже не помню. Кроссов тоже что-то им сказал. Сыченюк тоскливо слушал эти разговоры, но вскоре ему все надоело, он незаметно протиснулся к выходу и сбежал. С тех пор он на научные конференции старался не попадать. Я и сама конференции не очень люблю: половину не понимаю, половина не интересно, и все время жду, когда же, наконец, обед. Но все-таки надо бы поговорить с этим Сыченюком.

К моему большому огорчению, когда я на следующий день с утра пришла в архив, мне сообщили, что заведующий в отпуске. Тогда, чтобы не терять время даром, я решила позвонить профессорам, которые спорили на конференции. Первым в моем списке стоял Никитин. Я двинулась к телефону в ближайшем почтовом отделении и стала дозваниваться в Сочи. Номера телефонов всех профессоров мне дала Марина Караваева сразу после конференции, я тогда подумала, что они мне пригодятся, и записала их не в записную книжку, а в рабочий ежедневник.

У Марины есть номера телефонов чуть ли не половины населения страны. Не было только номера нужного мне Сыченюка: он на прошлой неделе переехал в новую квартиру, и телефон еще никому не сообщил. Подозрительная таинственность. Надо было с ним вчера на кладбище поговорить. Но тогда я еще не знала о том, что он обещал Леониду Борисовичу помощь в издании монографии.

Минут десять я пыталась дозвониться до Никитина, пока трубку, наконец, взяла какая-то женщина.

— Вам кого? — спросила она.

— Позовите, пожалуйста, профессора Никитина! Я — профессор Леонова из Москвы!

Из трубки донесся треск и шипение — помехи на линии, а потом женщина сказала:

— Вы не знаете? Он умер.

— Как?!

— Вчера утонул…

Женщина бросила трубку.