Почти счастливые женщины

– Собрались как на зимовку!

Софья села впереди, Аля устроилась сзади. День был теплый и безветренный, на голубом небе сияло летнее солнце, леса, стоящие вдоль дорог, зеленели молодой, яркой зеленью, и вообще все было прекрасно! Каникулы, ура! А впереди еще море.

Доехали за час, ерунда. Въехали в большой зеленый поселок, такой зеленый, что были видны только крыши домов, все остальное утопало в густой свежей зелени.

Остановились у серого, сто лет не крашенного забора.

Калитка сиротливо болталась на нижней петле.

Выгрузили багаж, и Софья закурила.

– Подыши, – велела она Але, – а я пока немного приду в себя.

Аля присела на березовый пенек. Стояла оглушительная тишина, какая бывает только в лесу. Где-то неподалеку раздался размеренный стук топора. Совсем близко, на соседнем участке, заплакал грудной ребенок, и все затихло.

По обе стороны от дорожки, ведущей к дому, склонялись густые кусты жасмина, над ними жужжали пчелы. Пахло невероятно. Наконец показался дом – двухэтажный, старый, некрашеный, как и забор, слегка осевший, с покосившейся на правый бок террасой. Окна террасы были распахнуты.

Поднялись по полусгнившему, кривому крыльцу, и Софья громко крикнула:

– Муся, ну где ты? Встречай гостей!

Тишина.

Никто не появлялся. Софья решительно толкнула дверь в дом и кивнула Але:

– Пошли. А то будем ждать до второго пришествия.

В комнате Аля присела на край дивана и огляделась. Софья пошла искать подругу.

«Кажется, нас никто не ждет, – подумала Аля. – Вдруг еще и попросят. А так не хочется уезжать из этого райского места!»

На террасе стоял большой овальный обеденный стол, покрытый старой полустертой клеенкой, и несколько венских стульев. На столе одиноко притулилась сахарница с отбитой ручкой и торчащей ложечкой, граненый стакан с мутноватой водой, пепельница, полная окурков, карандаш со сломанным грифелем и плошка с засохшим вареньем. Над плошкой лениво, медленно кружилась оса.

Дверь отворилась, и на террасу вошла Софья с ярко-рыжей высокой старухой в открытом цветастом сарафане.

– Моя внучка, – кивнула на Алю Софья. – Аля, Алевтина.

Рыжая старуха улыбнулась, и ее глаза цвета спелого крыжовника, неожиданно молодые, яркие и веселые, радостно загорелись.

Принялись обустраиваться – Софьина комната на первом этаже, Алина на втором. Все в пыли и в паутине, но солнце освещало медовое дерево стен и темный шоколад старой мебели, беззастенчиво заглядывало в окна и падало, серебрило прозрачную кружевную паутину.

Аля бегала снизу вверх, вытирала пыль с книжного и платяного шкафов, распахивала окна – а в ее комнате их было три. Заглянула и в остальные комнаты, выбежала на балкон – перед ней лежали лес и зеленая лужайка, на которой стояло два полосатых шезлонга и кривой, покосившийся, небрежно воткнутый в землю солнечный зонт.

Из-за густой ели брызнуло солнце, и Аля невольно зажмурилась: «И здесь, в этой лесной сказке, мне предстоит прожить почти месяц?»

Она постелила себе – белье привезли с собой из Москвы. Развесила вещи, расставила обувь и книги и побежала вниз, к «девочкам» – как они сами смешно называли себя.

Софья с Мусей сидели на террасе, перед обеими стояли остывшие чашки с черным кофе. Обе дымили.

Аля посмотрела на нераспакованные сумки, поняла, что рассчитывать не на кого, и принялась за дело.

Прибрала Софьину комнату, разобрала сумки с продуктами – в холодильнике валялась пачка пельменей, кусок подсохшего сыра и полпачки пожелтевшего сливочного масла.

Аля достала курицу, опалила ее на огне и поставила варить бульон. Потом начистила картошки, слава богу, она нашлась, и выскочила на участок.

У забора росли мелкие лесные колокольчики и аптекарская ромашка с «укропной» травой. Аля нарвала огромный букет и вернулась в дом.

Нашлись и вазы – одна тонкого фарфора, но с отбитым горлышком, а вторая простая, грубая, керамическая, точно такая же была у бабы Липы. Аля, держа эту вазу в руках, едва сдерживала подступившие слезы.

Было понятно, что хозяйственные хлопоты лягут на ее плечи. Иначе все просто умрут от голода.

Через полтора часа она накрыла на стол – бульон с вермишелью, отварная картошка с сардельками, салат из свежих огурцов со сметаной. Красота!

Подружки продолжали упоенно беседовать.

Опорожняя пепельницу, Аля поглядывала на них с осуждением.

Увидев накрытый стол, Муся ахнула и всплеснула руками:

– Ну ты, Соня, счастливица! Какая тебе досталась девочка! Не то что мой – балбес балбесом.

За обедом Муся продолжала восхищаться Алей, и та видела, что Софье это приятно.

Аля заметила, с каким аппетитом и удовольствием ест хозяйка. Ей все больше и больше нравилась эта яркая, шумная, веселая рыжая старуха. Муся все делала через край – хвалила незатейливую стряпню, восхищалась Алей, делала комплименты подруге. Даже на жизнь она жаловалась с улыбкой, пытаясь при этом шутить.

Из разговоров «девочек» Аля уловила, что «этот балбес по-прежнему треплет нервы и делает, что хочет». Поняла – это Муся про внука.

Софья сочувственно вздыхала и повторяла, что «у всех своя судьба и свой крест».

После обеда Аля помыла посуду, вымыла липкую клеенку на террасе и пошла к себе.